Вниз, сквозь ветки и кости. Шеннон Макгвайр
знали мальчиков, которым нравилось быть чистыми и аккуратными, или которым нравилось сидеть над раскрасками, или тех, кто присоединялся в уголке к девочкам с рюкзаками, полными кукол. Другим детям позволялось быть разными: грязными и чистыми, шумными и вежливыми, – а они должны были соответствовать только одному образу, и не имело значения, насколько это тяжело, не имело значения, насколько сильно им хочется побыть другими.
Было довольно неуютно чувствовать, что их родители не делают того, что было бы лучше для них; чувствовать, будто этот дом, этот огромный, идеально обустроенный дом, с его чистыми, со вкусом обставленными комнатами, дюйм за дюймом выдавливает из них жизнь. И если они не найдут выход, то превратятся в бумажных кукол, плоских и безликих, которых родители будут одевать, как захотят.
Наверху лестницы была дверь, через которую им не полагалось проходить, ведущая в комнату, которую им не полагалось помнить. Там, когда они были маленькие, жила Бабуля Лу – до того, как с ними стало слишком много хлопот и она перестала их любить. (По крайней мере, так говорила мама, и Джиллиан верила этому, потому что Джиллиан знала, что любовь всегда относительна: в любви всегда, всегда есть какой-то подвох. Жаклин, которая была рассудительнее и видела немного больше того, чем ей полагалось видеть, не была так уверена.) Дверь всегда была заперта, но после того, как Бабуля Лу уехала, ключ бросили в кухонный шкаф, на полку со всякой всячиной, и Жаклин по-тихому стащила его на их седьмой день рождения, когда она наконец почувствовала в себе достаточно смелости, чтобы вспомнить бабушку, которая любила их не так сильно, чтобы остаться.
С тех пор, когда им нужно было спрятаться от родителей в таком месте, куда Честер и Серена ни за что не догадались бы заглянуть, они пробирались в комнату Бабули Лу. Там все еще стояла кровать; ящики комода, когда их открывали, пахли ее духами, и она оставила в шкафу большой старый сундук, забитый одеждой и бижутерией – она откладывала все эти вещи для своих внучек в преддверии дня, когда они подрастут, начнут играть в разные игры и устраивать показ мод – а она играла бы роль благодарного зрителя. Именно этот сундук убедил их обеих в том, что Бабуля Лу не всегда собиралась уезжать. Может быть, она перестала любить их, а может быть, и нет, но когда-то она точно собиралась остаться. И то, что кто-то собирался остаться ради них, было важнее всего на свете.
Жаклин отперла дверь и опустила ключ в карман, где он был в полной безопасности, потому что она никогда ничего не теряла. Джиллиан открыла дверь и, убедившись, что родители не поджидают их там, первой шагнула за порог, потому что она всегда первой заходила в комнату. Затем они закрыли за собой дверь и наконец-то оказались в безопасности, настоящей безопасности, без навязанных ролей, следуя только тем, что выбирали себе сами.
– Чур, пиратский меч – мой, – возбужденно заявила Жаклин, побежала к шкафу, взялась за крышку сундука и откинула ее. И тут же замерла, воодушевление сменилось замешательством. – Куда