Злые чудеса. Александр Бушков
виднее…
И он как-то сразу стал мне неприятен. Потому что, кося под простачка, на самом деле немного над нами издевался. Вообще, поглядывал с некоторым превосходством, а это было неправильно. Одно дело для такого вот – разоряться в тылу перед гражданскими, вопя (как я слышал пару раз от других подобных «танкистов») что-то вроде: «Я за вас кровь проливал! Я за вас ноженьки отдал!» И совсем другое – вытяпываться перед фронтовиками. В конце концов, для него, пусть и оставшегося безногим, война уже кончилась, а для нас ей конца-краю не видно. Свободно можно ожидать, что нам прилетит еще похуже, и не останется от тебя даже паршивенького невысоконького обелиска из неструганых досок с фанерной звездой, часто крашенной даже не суриком за нехваткой такового, а чем-нибудь вроде разведенной марганцовки – то есть до первого дождика. Нет, я и в обращении с гражданскими такого поведения не оправдываю, им тоже приходится несладко, работают на износ, да и что бы делал фронт без тыла? Просто, как бы тебя ни приложило, меру надо знать, я думаю, не считать, будто весь мир тебе обязан…
Я покосился на Рому – судя по всему, у него появились примерно те же мысли, резко переменившие к «танкисту» отношение. А тот как ни в чем не бывало тянул:
– Да что там такого секретного, товарищ командир, в тех теплушках? Покурил бы с людями, про жизнь и про войну поговорил, смотришь, и погадал…
И замолчал, словно ненароком сболтнул лишнего. Рома встрепенулся и спросил с явной насмешкой:
– Погадал? Что-то не похож ты, браток, на цыганку. Не похож, хоть ты меня зарежь…
– Конечно, я не цыганка, – проворчал «танкист». – Не так выразился, что ли. Не гадание, а что-то вроде. Вот посмотрю так на человека – и точно скажу, что с ним будет. Бабушка у меня умела, научила…
– Ах, вот оно что, – сказал Рома не без насмешки. – И как, верят?
– А чего ж не верить, если все так и получается? Я тут давно прижился, поначалу не верили, а потом пришлось. Только оттого, что поверили, получилось еще хуже. Стали побаиваться меня просить. Получается ведь не одно хорошее… Вот и приходится к эшелонам…
– Кого только на войне ни встретишь… – сказал Рома все так же насмешливо. – А мне не погадаешь!? Что там меня ждет и что со мной будет?
– Если хотите, так я могу…
– Вот и давай.
Его взгляд моментально изменился, стал совершенно другим. Не могу и сегодня описать, в чем было дело, не могу подыскать нужных слов… Этакий прицельный прищур, что ли, ничуть не вязавшийся со всем его обликом, словно возник совершенно другой человек. И я откуда-то знал одно: никак не хотелось бы мне, чтобы на меня смотрели так…
И тут же это прошло, он вновь стал прежним. Пробурчал:
– Значит, так, командир. Погубит тебя африканский зверь носорог. Вот так я вижу, а поточнее и не знаю, как сказать…
Рома рассмеялся – на сей раз искренне, без следа насмешки. Я тоже не удержался, фыркнул громко – очень уж нелепо это прозвучало.
– Ну, спасибо, распотешил, – сказал Рома. – В зоопарке, что ли, клетку сломает? Какие на войне зоопарки… Может, меня