Скрытые намерения. Майк Омер
два других снимка. На одном из них – ее протянутые к объективу руки ладонями вниз, все расцарапанные, просто живого места нет: результат частого и грубого мытья рук, принятого в секте Уилкокса.
На третьем фото – она в детстве, в отделе полиции: сидит, опустив голову и сложив руки на коленях, глядя в никуда. Из-под золотистых волос торчит оттопыренное ухо, отчего вид у нее еще более беспомощный и потерянный. Никакой официальной ценности это фото не представляло – оно документально не фиксировало никаких физических повреждений, и вроде не было никакой причины, почему оно попало в отчет. Как будто фотограф, засняв ее раны, уловил другую, более глубокую рану и тоже попытался ее задокументировать.
Положив эти фото на стол, Эбби открыла самую толстую папку в стопке. Исходный полицейский рапорт. Она пролистала его. Пятнадцать страниц, описывающих ту сумбурную ночь. В общих чертах. И толстый коричневый конверт. Плотно запечатанный несколькими полосками клейкой ленты. В какой-то момент Норман наверняка решил удостовериться в том, что никогда не откроет его. Эбби подержала конверт в руке, ощущая его вес и уже предполагая, что в нем обнаружит.
Вскрыв его, она осторожно покопалась внутри – пальцы скользнули по глянцевой бумаге. Опять фотографии. Эбби вынула их.
На первой было то, что осталось от большого помещения, – сплошные руины, дым и пепел, завивающиеся в воздухе. И тела. Десятки изломанных, обгоревших тел повсюду. Следующее фото оказалось даже еще хуже – обгоревший до неузнаваемости труп крупным планом, скорчившийся в углу. А потом третий снимок, с горой из нескольких тел возле закрытой двери. На следующем – смутно узнаваемая в черном силуэте пара, запечатленная в том, что могло быть последним объятием…
Эбби затолкала фото обратно в конверт, испустила долгий прерывистый вздох, глаза ее наполнились слезами. Черт бы все это побрал!
Нельзя позволить прошлому так вот подкрасться к ней! Придется поработать с этими бумагами, заставляя себя отделять документы от своих воспоминаний, своего горя и чувства вины. А для этого требовался кофе. Времени уже начало одиннадцатого, а впереди у нее три или четыре часа работы.
Пройдя на кухню, Эбби приготовила себе целую колбу кофе, прекрасно зная, что позже пожалеет об этом. Закончив ночные труды, она всегда пыталась заснуть, но обнаруживала, что разум ее по-прежнему в полной боевой готовности. И в конце концов все-таки засыпала в половине шестого утра – лишь для того, чтобы почти сразу же проснуться от звона будильника. А потом весь день чувствовала себя как в аду, выслушивая бесконечные шуточки своего напарника Уилла о ходячих мертвецах.
Но альтернативой было не пить кофе, и это звучало совсем уж не весело.
Возвращаться за обеденный стол не хотелось. Эбби так и чувствовала, как стопки бумаг на нем маячат у нее за спиной. Так что осталась на кухне и, налив себе чашку кофе, потягивала его маленькими глотками, глядя в окно. По тротуару шлепал мелкий дождик. Эбби позволила себе ни о чем не думать, заполнив свой