Шестьдесят килограммов солнечного света. Хатльгрим Хельгасон
а ко всем богам он относился как к книжным героям. И рассказы о них были, конечно же, познавательны и во многих отношениях хороши, хотя Исус Христос не шел ни в какое сравнение с Эгилем Скаллагримссоном в силу своей «слабооружности».
– Ну вот, значит. В саге о Христе отсутствует почти все, что украшает сагу об Эгиле. Разве что сцена распятия достигает своей цели, но она довольно затянутая, и в ней ни крови, ни ярости – ничего. И там автор упустил возможность: там Отец мог бы сочинить какую-нибудь «Утрату сына», или сын – какой-нибудь «Выкуп головы»[33], – так нет же: все вырождается в какие-то мученические стоны, – и ведь затем преподобный Хатльгрим[34], болезник наш, наплел по мотивам всего этого аж тыщу двести строф, самое длинное и скучное псалмоплетение, на которое только оказался способен наш брат-северянин, а народ все это проглотил из одной жалости к несчастному прокаженному поэту! А что до самой саги об Исусе, то весь этот лепет о распятии ей как раз впору по стилю. Где царит всепрощение – там никакого драматизьма нет, а где нет драматизьма, там с лиходеями не ратоборствуют, там литература не зарождается, там ни побед, ни боли, ни башкоснесения! Вот… Подставить другую щеку – это, в сущности, всего лишь теоретизирование. Исключение! То, что проповедует Христос, – это же на самом деле уничтожение литературы, он никому не дает жить как поэту, он – великий истребитель сюжетов. Ему ногу отрубают, а он подставляет другую, руку оттяпывают у плеча, а он предлагает другую, сердце из груди вырезают, а он… да, тогда-то он что предлагает? Тогда он превращается в дым костра и в таком виде возносится на небеса! Даже баба, ну, Сигрид со Дна Долины, ни за что не позволила бы себе в свои рассказы напускать такой копоти. Фить-фить, и раз – в небо, и все! На том стою: Исус Христос – величайший истребитель историй, – вот он кто! Истребитель!
Когда друг заводил свои лекции по литературе, Эйлива это утомляло больше всего – слушать его экспромты и остроумные ответы ему было гораздо веселее. И сейчас, когда они вдвоем сидели на одном камне чуть ниже хутора по склону, он пресек эту лавину, которую обрушил на него Лауси, заявив, что в следующее воскресенье собирается в Сугробную косу в церковь. Лицо Сигюрлауса приняло выражение, какое бывает у профессора, которого потревожили среди лекции, но все же он быстро сориентировался и торопливо проговорил:
– В церковь? А кто мессу служить будет? Пастора прислали?
– Нет, но приехал один человек…
– Человек?
– Да, и он будет анонсировать…
– Американский агент, что ли? Ты на американскую мессу собираешься. Вот это я понимаю, вот это вера: они рай обещают прямо на земле! Там, куда можно доплыть на корабле. Хотя непонятно, отчего церковники в свой собственный дом конкурентов впускают, или они позволяют этим проповедникам использовать церкви для оттягивания прихожан из приходов?
– Просто для меня здесь никакого будущего нет. Для меня с мальчиком.
– Ты его с собой возьмешь?
– Да.
Отсылка к поэмам великого древнеисландского скальда Эгиля Скаллагримссона.
Имеются в виду «Страстные псалмы» Хатльгрима Пьетюрссона.