Посмотри, наш сад погибает. Ульяна Черкасова
до городского кладбища идти было не близко: через детинец на другой стороне Вышни и от Скотьих ворот пешком. Белый уже почти дошёл по опустевшей к закату мостовой до Торговых рядов, когда позади послышались неровные шаркающие шаги. Кто-то догонял его со всех ног, только ноги эти заплетались.
– Стой! – голос Вадзима сорвался на карканье, но Белый уже никуда не спешил, остановился, дождался.
– Что ещё?
– Вот, – он помахал в воздухе свёрнутой берестой. – Вот… только что прислали, – он отдал записку Белому. – Говорят, мальчишку Буривоев повезли к жениху Велги. Это как раз на севере.
– Этому можно доверять?
– Ага, – задыхаясь, закивал Вадзим. – Я им плачу… хорошо… вот, кстати, надо бы… дашь, а?
Не глядя достав пару монет из мошны, Белый вручил их протянувшему руку Вадзиму.
– Зачем он понадобился жениху живым? Разве не выгоднее его убить? Тогда всё наследство достанется Велге.
Спрятав монеты в кулаке, гусляр скривил лицо. Говорить он явно не желал, значит, знал больше, чем было нужно, чтобы чувствовать себя в безопасности.
– Кому-то выгоднее убить, – согласился он. – Кому-то перетянуть на свою сторону. Так или иначе, у мальчишки сильное имя. А такое имя может принести многое. В прошлый раз имя вернуло Белозерским Старгород.
– Так кому они нужны?
– А ты подожди и посмотри, кто попробует заполучить её живой, а не мёртвой.
От загадок свело зубы.
– Помог так помог, – процедил Белый. – Я тебе за что плачу? За сказки с прибаутками?
Он чувствовал, как разгоралась ярость в груди, и Вадзим, привыкший к его холодному, неизменному спокойствию, вдруг побледнел.
– Да не могу я… Да погоди ты… Кажется, Буривои много кому нужны живыми и много кому мёртвыми. Только вот мальчишку повезли на север. Ни хрена не ясно. Кто, кого, куда… одно только точно: тот, кто хочет мальчишку живым, не подпустит к нему никого, кроме его сестры.
– У девчонки тоже есть имя, – задумчиво пробормотал Белый. – Как ты говоришь: «сильное имя». Значит, оно приведёт меня к нему.
– А дальше дело за малым. Чик, – он провёл большим пальцем по грязной небритой шее. – И готово. А дальше: плоть – земле.
– Душу – зиме.
Колючая щётка так сильно тёрла спину, что Велга не выдержала и взвизгнула:
– Больно!
– Терпи, господица, – сердито велела холопка. – Хочешь беленькую кожу, так терпи.
– Она вся кра-асная бу-удет.
– А как ты хотела? Чтобы водичкой облили? Вон какая ты грязная. – Щётка царапнула ещё больнее.
– Я не грязная, – Велга вырвалась, плеснула водой и прижалась к стенке купели, прикрываясь руками. – Оставь меня!
– Княгиня велела…
– Оставь! Вон!
Круглое лицо пожилой, отъевшейся на службе у княгини холопки побагровело то ли от гнева, то ли от пара, что поднимался над водой. С засученных рук стекали капли прямо на пол. Толстые пальцы сжали щётку.
– Княгиня…
– Пошла прочь! – Велга вскочила,