Одержимость. Фридрих Незнанский
сыщик, как живешь?
– Приветствую, Сан Борисыч, все в порядке, твоими молитвами. У тебя тоже надеюсь ничего себе?
– Как тебе сказать… По всякому, в общем. Вот увидел тебя и решил, что неплохо бы остановиться и посидеть где-нибудь. Знаешь, как раньше говорили партаппаратчики, у меня к тебе накопились вопросы. Как ты смотришь на то, чтобы встретиться?
– Сан Борисыч, я бы с удовольствием, может, даже пива бы отхлебнул с тобой ради такого случая… – Денис не пил вообще, так что это была сильная фраза. – но придется подождать, пока я не приеду.
– Куда? – удивился Турецкий.
– Как куда? – удивился и Денис. – В Москву, разумеется.
– А ты сейчас где?! Разве не на Гоголевском бульваре? Я же еду почти за тобой!
– Александр Борисович, побойся бога, я сейчас подъезжаю к Питеру. У меня тут дела.
– О! – расстроился Турецкий. – Грустно слышать.
– У тебя что-нибудь случилось?
В двух словах Турецкий рассказал о своих затруднениях. Договорились, что он обратится с этой деликатной проблемой к Севе Голованову, который в отсутствие Дениса традиционно руководил детективным агентством.
Работы в этот день было не больше, чем обычно. Турецкий обстоятельно переговорил с Севой Головановым относительно своего деликатного поручения, и Сева обещал заняться им лично и немедленно, он был сейчас свободен. Голованов – это была гарантия качества работы, и Турецкий на некоторое время перевел дух.
В обеденный перерыв Сева перезвонил сам и спросил, можно ли поставить «прослушки» в музыкальной школе. Если да, то он туда зашлет кого надо и…
– Сева, ты в своем уме? – деланно разозлился Турецкий. – Я тебя попросил о дружеской услуге, а не о том, чтобы ты законы нарушал! – В переводе на нормальный язык это означало: делай что хочешь, но результат получи.
– Понял, – весело сказал Сева и отключился.
А в три часа пополудни вдруг выяснилось, что Генеральный должен ехать на межведомственное совещание в Совете безопасности, и, разумеется, ехать туда без своего помощника он не собирался. Турецкий, однако, категорически заявил, что плохо себя чувствует и никуда не поедет. Генеральный был, как минимум, расстроен, а то и рассержен, без своего помощника он обычно ни на какие заседания не ездил. Но Турецкий настоял на своем, резонно предположив, что министры, их замы и помощники вполне продуктивно могут толочь воду в ступе и без его участия. На самом деле Турецкий чувствовал себя совершенно нормально, но он обещал Воскобойникову, что примет его, и намерен был сдержать слово.
Ровно в пять часов вечера заместитель председателя шахматной федерации приехал на Большую Дмитровку.
– На что жалуетесь, больной? – весело спросил Турецкий.
– Ох, как вы это верно подметили, – пожаловался Воскобойников. – Больной – очень подходящее слово. Вам, как особе, особо приближенной… наверное, известно: дело закрывают. Все. Самоубийство.
– Простите, я не совсем…
– Да, конечно, я понимаю,