Попаданцы. Мир Таларея. Книга 2. Серг Усов
тя телесных наказаний и не отменяло.
Однако в этот раз бывший уголовник по прозвищу Гнус изменил своим привычкам из-за неожиданного приезда Агленды, его любимой супруги.
– Ты ведь на меня не злишься? – Жена, отправив служанку накрывать на стол, подошла к стоявшему возле окна мужу и обняла его сзади. – Я ведь не думала, что не застану тебя в гарнизоне, а когда узнала, что ты направился к границе, не захотела возвращаться, не повидавшись с тобой. Я сразу после завтрака уеду.
– Я не злюсь, малыш, – Ковин с улыбкой развернулся к супруге, – а лишь переживаю. Сама знаешь, что в Глаторе происходит. Не нужно было рисковать и сюда приезжать.
– Так со мной почти две трети нашей дружины – полусотня, да ещё и маг в придачу, и детей я не брала. Видишь, какая я осторожная и предусмотрительная?
Да, у них с Аглендой теперь имелись и дружина, и замок, пока баронский, но, в соответствии с введённым государем в действие табелем о рангах, Ковин, получивший звание корпусного генерала, стал и обладателем графского титула, правда, ещё без владения, но как только образуется выморочное графство, так будет у него и свой город с провинцией.
– Ты у меня лучшая, – искренне сказал генерал. – Только тебе, и в самом деле, хорошо бы засветло уехать. К тому же мой учебный поход, похоже, перейдёт в боевой.
Агленда кивнула. Спрашивать же у мужа подробности не стала. Они давным-давно, ещё со времён жизни в вонючих трущобах, научились понимать друг друга, и новоявленная графиня прекрасно чувствовала, когда проявлять любопытство в отношении планов супруга не следует.
На позапрошлой неделе армейский корпус был сильно обескровлен. Не врагом, а псковским генеральным штабом – из пяти полков, имевшихся ранее под командованием Ковина, один, причём единственный кавалерийский, отправился на юг, а бригада латников лишилась батальона и всех восьми пушек, двинувшихся в том же направлении, к Растину.
По сути, командующий северным прикрытием имперских границ сейчас мог рассчитывать только на три пехотных полка, поскольку егерский растянулся на всю протяжённость границ с Нерчиром и Дорвингом, батальоны латников держали контроль над основными транспортными маршрутами королевства, а на сформированный ландвер надеяться не приходилось – верность глаторцев и таркских офицеров псковскому императору была весьма сомнительна.
Тем более не следовало полностью полагаться на дружины многочисленных глаторских феодалов. Ковин для себя определял соотношение лоялистов и потенциальных мятежников среди них примерно половина на половину, но кто из них кто сказать оказывалось сложно, точнее, невозможно – улыбались и выражали верноподданнические чувства и те, и другие. Проверить их можно было только в деле.
На всякий случай командующий корпусом ждал саботажа или даже удара в спину от любого глаторского владетеля. Воровское прошлое корпусного генерала давало о себе знать – в этой жизни он не доверял никому, кроме своей семьи, Собика, бывшего единственного подручного его банды, императора и, конечно же, королевы Ули Саарон – благодетельницы и покровительницы, однажды пощадившей мелкого уголовника Гнуса и давшей ему шанс на изменение судьбы.
Что тогда сподвигло сестру государя на такой поступок, он не знал до сих пор, но делал всё для того, чтобы госпожа об этом никогда не пожалела. И пока у него вроде бы получалось неплохо.
В сложившихся обстоятельствах Ковину приходилось постоянно маневрировать имевшимися силами вдоль всех северных рубежей, чтобы мешать планированию нападений крупных соединений якобы распоясавшихся и никем не контролируемых наёмников со стороны северных королевств. Мелкие группы солдат удачи, совершенно точно оплачиваемые из кошеля оросского императора, продолжали терзать приграничье, но предотвращать большое наступление псковитянам пока удавалось.
Северный армейский корпус испытывал серьёзную недоукомплектованность магами – почти треть должностей оставались вакантными. Надёжно прикрыть войска «Сферами» во время боя одарённые могли, а вот на их атакующие заклинания рассчитывать не приходилось.
Именно поэтому Ковин последнюю директиву генерального штаба выполнил, строго следуя букве, а не смыслу приказа, разъяснённому фельдъегерем, его доставившим.
Генералу приказали отправить маршалу Торму все пушки, их он и отослал, а поскольку про мортиры ничего в директиве сказано не было, то эти орудия, числом десять, корпусной генерал оставил у себя. Только передал их из состава бригады в четырнадцатый пехотный.
Лешиковский выкормыш, возглавляющий особый отдел корпуса, пригрозил сообщить о самоуправстве командующего по своей линии, но Ковин лишь пожал плечами, для генерала указаниями послужило лишь то, что было отражено строками в приказе, а не слова офицера фельдъегерской службы.
Впрочем, особист был мужиком нормальным, хоть и мутным, как все люди графа ри Нерова, и с докладом спешить не станет, а, скорее всего, вообще постарается упомянуть поступок командующего вскользь. Обстановку в пограничье подполковник знал не хуже других и правоту корпусного генерала понимал.
– Разведчики вернулись, –