Алгоритм хаоса. Сергей Николаевич Огольцов
карту фундаментализма, вводить запреты, насаждать традиционные ценности морали, бурки, паранджи, кокошники и хромовые сапоги, потуги эти – преходящи, а толерантность пришла всерьёз и надолго.
И медицине нет резона зарезать курицу-несушку золотых яиц. Одна морока с кадыком чего стоит! Итак, добро пожаловать на борт лайнера Реальность, дамы и господа! Процесс необратим, истинные гурманы, что ни сезон – в новых гениталиях (чем бы дитя ни тешилось). Зацени разницу! А вдруг понравится? Трансгендерная смена изнанок проще, чем насобачиться переходить с Линукса на Майкрософт и обратно.
– Как тебе такое, беби? В мою бытность мужчиной, до февраля прошлого года, меня эта поза сильней всего вставляла. Ну, же! Газуй, мой мачо!.
Относительно же Лекса, тут и без психоанализа как на ладони различалось, что бесподобные груди под блузкой его нисколько не колышут, под крахмально белой (для контраста с матово тёмной кожей) блузкой, что обрисовывала упруго восхитительную выпуклость сосков (левый игриво толкает баджик сквозь воздушно лёгкую, их разделяющую ткань). Нет! Пофиг!. Все баджики мира, куда ни цепляй, не в силах сманить его на земляничные поля фривольных мыслей. Чтоб он да раскатал губу, пусть даже и с кратчайшей мимолётностью, на что-то плотское? Нет! Нет! И ещё раз – отнюдь! В этот момент он доходил и так, без всего этого, потому что Лекс был преданным и стойким любителем пожрать, а перед вот-вот предстоящим обедом и вовсе пуленепробиваемым для рефлективно неосознанного флирта и любых не-гастрономических мечт, даже если б вместо Сэлли тут вдруг появилась Клеопатра, совсем без баджика и блузки (тем более, что правительство Египта в очередной раз обратилось к международному сообществу с заявлением, что Клеопатра чёрной не была, чему они опять нашли археологические доказательства).
На данный, предварительный момент он, Алекс, обратился в немного сдвинутый от счастья ком похотливости, которая туманом застилает взор, зыбким туманом вожделения, и вот он по уши уже в начальных игрищах. Нервически подрагивает язык в пробежке между губ причмокивающих непроизвольно. Трепещущие потянулись пальцы почесать-погладить-приласкать ждущие складки уголков рта, те и другие в неудержимой мелкой дрожи (и уголки, и пальцы). По-хозяйски ладонь ложится на лобок… (а?. ладно… потом…) на золотисто тиснёное меню – шире раздвинуть их ей (“меню” – оно! невежда! где твой ЕГЭ!) и вперить глубоко свой распалённый взгляд между обложек, а там уж краткими скачками, от строки к строке, двигать его неспешно нежно дальше, глубже, до самого до донца… О, миг неутолимого блаженства! О, дайте дайте мне свободу выбрать наисочнейший из кусочков, самую вкусняшку из сокровищ этого ларца… Путь истинного любителя пожрать – это медовый месяц длиною в жизнь…
Сэлли отошла передать заказ на кухню, Лекс откинулся назад, слегка расслабившись, но сохраняя радостное предвкушение.
– Смотри и учись, – сказал он Виту наставительно, – за минуту до того, как начинаешь получать весь кайф и удовольствие,