Бешенство Z. Кирилл Неплюев
работу над историей болезни двух ночных пациентов, привезённых почти одновременно ещё в начале смены, а также подготовил шаблон по господину Левинсону, лежавшему на столе в метре от рабочего кресла. Его смена закончилась десять минут назад, однако Ульрих был из тех, кто очень тщательно делал свою работу и всегда доводил её до конца, и сейчас завершал все бумажные процедуры, стараясь ничего не упустить. Заниматься телом, скорее всего, будет уже дневная смена, и возможно даже не сегодня, но коллегам нужно подготовить базу и сделать это предполагалось очень тщательно.
Закончив все необходимые дела в части документов, патологоанатом навел порядок на рабочем месте, а затем пошел к специальному шкафчику, в котором лежали стопкой специальные герметичные мешки для тел. Один такой необходимо было пронумеровать в соответствии с номером, нанесенным на бирку, висящую на петле на большом пальце ноги. И в этот мешок будет помещено тело для транспортировки усопшего на Родину. Ульрих взял один мешок, закрыл дверь шкафчика и повернулся к столу. То, что он увидел, заставило сердце бешено колотиться и нырнуть куда-то вниз, а по спине пробежал холод: перед ним стоял мертвенно-бледный человек, тот самый пациент, привезённый рано утром, с полузакрытыми веками. От неожиданности Ульрих даже выронил пакет из рук и, попятившись, ударился спиной о металлическую дверь шкафчика. Заболело сердце.
Довольно быстро оправившись от страха, Ульрих поймал себя на мысли, что слава Богу, что пациенту не стали делать вскрытие – а то бы исполосовали живого человека, впавшего, видимо, в кому или летаргический сон, и на руках был бы уже гарантированный труп.
– Вы… Вы в порядке? Нам вас привезли, думая, что вы мертвы… констатировали смерть, понимаете? – Сам толком не осознавая, что говорит, затараторил Майер.
Собеседник ничего не ответил. Он стоял, словно приходя в себя после долгого сна, и покачивался. Затем веки открылись, и Ульрих Майер замер от изумления: на него будто смотрела кукла. Зрачки были сужены до состояния точки, глаза подернуты дымкой и будто бы покрыты масляной плёнкой, настолько безжизненными они казались. На Майера смотрел, не моргая, живой труп со стеклянным взором и совершенно каменным лицом.
– Вы как, в порядке? – Осторожно переспросил патологоанатом. Он никогда не видел подобного за всю свою практику, и даже про такие случаи не слышал. То, что в моргах изредка «оживали» пациенты – да, такое было, и случаи не единичны. Но именно в таком состоянии – молча, как живой труп, встать со стола, и пойти куда-то не говоря ни слова – ни разу.
В ответ Левинсон издал тихий и протяжный стон, больше напоминающий скуление новорожденного щенка, а затем так же молча, как и до этого, не издавая ни единого звука, бросился на Ульриха и вцепился ему зубами в щеку. Ульрих был настолько поражён и напуган, что даже не издал ни звука. Лишь резкий выброс адреналина в кровь не лишил его сознания, хотя ему уже начало казаться, что сейчас ноги подкосятся, а голова выключится. Еле оттолкнув Левинсона, Ульрих рефлекторно схватился рукой за лицо, а затем