Авия. Марина Румянцева
прилично.
– И вам сразу всё было понятно?
– Не совсем, доктор. Но я решила, что дома, в спокойной обстановке, со всем непонятным разберусь сама, – вот же пристал.
– То есть, вы считаете неудобным задать вопрос, ответ на который вами уже оплачен, или не хотите привлекать к себе внимание посторонних?
– Второе.
– Подумайте.
– Пожалуй, оба варианта.
– А как вы себя чувствовали в новом коллективе?
– Немного по-дурацки, но не критично.
– У вас не было раздражения на кого-либо из присутствующих?
– Ну не до такой степени, чтобы захотелось пристрелить.
– Как сейчас, например?
– Доктор, мне кажется, что самое глупое из рекомендованный вами положений, всегда ждет меня в этом кабинете.
– Это потому, что я достойный соперник.
– Мы же сотрудничаем.
– Этот аспект напрочь исключить никогда нельзя. Тем более, что инициатива исходит от вас, – опять этот эскулап за свое. Надо его свернуть со знакомой тропинки.
– А какой еще аспект нельзя исключить напрочь?
– Сексуальный.
– То есть я вроде как должна на вас запасть? Или вы на меня?
– Эта тема для нашей следующей встречи. – Батюшки, еще и эти игривые нотки.
– Встречи? Доктор, я не верю, что вы обмолвились.
– Хорошо, занятия.
Что-то мне сразу захотелось его пропустить, это занятие. Я, конечно, была готова к некоторому ковырянию в моем интимно-хозяйственном, но не до такой степени.
Но расстались мы хорошо, на оптимистической ноте. Видно, дела мои пошли на лад.
13.
Отпуск ещё не был изжит мной и до половины, как однажды утром весело пиликнул мобильник – это я понадобилась родине, со всеми своими знаниями и умениями. Прощай, легкость бытия, психологическая перестройка личности и преобразование окружающего пространства в соответствии с освоенными дизайнерскими штучками. Здравствуйте, суровые окопные будни, кровища и грязь. Война – она не прекращается ни на минуту, просто кому-то может показаться, что он в ней не участвует, но это заблуждение только до поры, до времени.
Перед полковником – обозначенный легкой дымкой доисторический стакан с подстаканником и немного не к месту пахнет мятой. В углу – лёгким звяком обозначающие временные отрезки основательные часы. Через длинный стол скользит на меня тонкая тёмная папка. Процесс скольжения сопровождается словом, то ли произнесенным, то ли подразумеваемым. Слово это – «объект». Папочка замирает на краю столешницы, легкомысленно свесив уголок. «Доложить соображения в течение трех дней» – «Есть. Разрешите идти?». – Хорошо поговорили.
Ох, не любят нас, девушек, здесь, ох не любят. А без нас никак. И вот за это «никак» не любят ещё больше. Не могу отказать себе в удовольствии пройти до двери немного не по уставу – ну, не совсем «от бедра», но и не строевым. Не сомневаюсь, что господин полковник провожает