Хранители Ладгарда. Татьяна Носова
отступил, взглянул на меня, а в его глубоких старческих глазах, видевшие все тягости жизни, читалась нестерпимая боль и безграничная печаль. Я отвернулся, чтоб он не увидел слёз: воины же не плачут. Стало так совестно, оттого что все они погибли, а я… остался жив. Поблагодарив на ходу, пустился бежать, нет, ни к деду, он был уже мёртв, к людям, которые звали на помощь. Понимаешь, Войша, я клятву дал сам себе, что никогда не стану прятаться… – прищурился, сдвинул надбровные дуги, вглядываясь в заснеженную пелену.
– Андрагаст, поверь, каждый человек, будь то взрослый иль ребёнок, пахарь иль дружинник, князь иль крестьянин, испытывают чувство страха, и в этом нет ничего постыдного. Но, со страхами нужно бороться, иначе они съедят тебя. Чаще всего нас пугает неизвестность и неопределённость… Гляди! Из-за непогоды мы не знаем, что творится по ту сторону реки. А, может быть, там враг притаился, выжидает момента, дабы напасть?! За неизвестностью скрывается опасность… А так как у нас нет ясного видения, происходящего и, мы не знаем, что нас ожидает, то возникает страх, помогающий нашему телу, подготовиться.
– Позволь не согласиться… Я не испытывал его в то утро?! – возмущённо запротестовал, размахивая руками.
– Потому что уже знал, к каким последствиям приводят набеги половцев… Ведь так? Страх, который испытал в тот скорбный день, помог принять быстрое и правильное решение. Я думаю, у тебя будет время разобраться и убедиться… Идём, Андроша! Тебя уже заждались.
Я стоял на крыльце, терзаясь сомнениями, не то, чтобы боялся понести наказание, скорее из-за чувства вины, понимая, что придётся обманывать родичей, а ведь они не заслуживали такого отношения.
"Предотвратил набег кочевников, убил одного, героем прославился, кто ж за язык-то тянул?! Ох, не нужно было про чудодейственный доспех трепать. Чудом остался цел и невредим. А, может дело не в чудесах? Войша сказал, что князь возлагает большие надежды. Надо бы разузнать, что к чему!"
– Можешь до вечера простоять, но ничего не измениться, единственная возможность развеять мучительные думки, сделать шаг навстречу страху, – посоветовал дружинник, – решай побыстрее, а то холод трескучий, кости ломит.
Дверца скрипнула. Мы вошли в тёмное неотапливаемое и нежилое помещение – сени: что-то вроде разделительного барьера между горницей и двором. Я замер, увидел сквозь щёлку внушительную фигуру отца. Поганое чувство пронизывало изнутри: уходил с гордостью, показать, на что горазд, продемонстрировать силушку богатырскую, а возвращаюсь с ощущением, что обмишулился: "Эх, будь что будет!" – буркнул под раскрасневшийся от мороза нос. Распахнул перекошенную дверь, вытесанную из трёх широких пластин твёрдого дерева, перешагнул через порог.
Внутри пахло сдобной выпечкой, щами, запечённой дичью и блинчиками. В светцах, воткнутые между брёвнами, мерцали несколько лучин. Маменька возилась в бабьем куту, а сестрицы Еля и Желя помогали: расставляли канопки и чашки. Девчурки запищали