Недетские сказки о смерти, сексе и конце света. Смыслы известных народных текстов. Ульяна Нижинская
религии, Пётр расценивал как одно из законных проявлений народной жизни, которое не только ничуть не оскорбляет религии, но вполне может уживаться с ней», – писал исследователь фольклора М. К. Азадовский.[21]
И так из века в век: сказку то запрещали, то разрешали. А если всё-таки она не подвергалась гонениям, то считалась вредной для воспитания детей. Взрослому же образованному человеку вообще негоже было читать или слушать эти народные небылицы! Сатирический журнал «Смесь» второй половины XVIII века сообщает, что родители, которые приучают своих детей к сказкам, «приуготовляют будущим их мужьям и жёнам досады…Тяжко мужу иметь жену, привыкшую к слушанию сказок».[22]
Что говорить, в этот период сказка считалась сущей безделицей, ценность которой усматривалась лишь в развлечении. Поэтому Д. И. Фонвизин в комедии «Недоросль» нещадно высмеивал пристрастие к сказкам Митрофанушки и Скотинина, говоря о необходимости просвещения дворянства. И только в следующем столетии Пушкин скажет: «Что за прелесть эти сказки, каждая есть поэма!» XIX век станет временем, когда из нелепой безделицы «побасёнка» превратится в истинную «драгоценность народной поэзии», – именно так о ней выскажется В. Г. Белинский. Но и тут всё будет не так гладко, как хотелось бы.
Любопытно, что сказками до XVII века называли вовсе не небылицы, а достоверные документы: деловые показания, речи свидетелей в суде, объявления и оглашения. К примеру: «В 1672 году, января 15, была сказана у посольского приказа сказка о поражении Стеньки Разина».[23] В значении «вымысел и враньё» сказки стали употребляться приблизительно в XVII–XVIII веках. Видимо, судебные и иные деловые документы были настолько лживыми, что люди стали приравнивать их к небылицам. Так сказка заменила собой устаревшую баснь.
Зная историю этих слов, многие читатели отныне не будут удивляться диалогам героев классических произведений. «Но позвольте прежде одну просьбу, – говорил Чичиков в «Мёртвых душах» Манилову, – как давно вы изволили подавать ревизскую сказку? Я хотел бы купить крестьян». То, что авантюрист подразумевает под сказками – документы народной переписи, а не забавные истории, думаю, теперь понятно всем.
Как сказку стали собирать и изучать
Русская народная душа – загадка. Особенно таковой она была для аристократии начала XIX века. С эпохи правления Екатерины II Россия находилась под флёром галломании – страстного увлечения всем французским. Лион диктовал моду, Вольтер властвовал над умами, а шампанское было обязательным условием великосветского застолья. Воспитанием дворянских детей занимались преимущественно французы. На сём заморском языке говорили не только в салонах, но и в тесном кругу домочадцев: французский ассоциировался с благородством и изысканностью, в то время как русская речь считалась «низкой», простолюдинной. Ею могли изъясняться лишь няньки, кухарки да кучера, то есть обслуживающий крепостной персонал.
Сложно представить, чтобы в такой атмосфере безумного торжества галломании
Азадовский М. К. История русского фольклора. – М., 1958. – С. 47.
Померанцева Э. В. Судьба русской сказки. – М.: Наука, 1965. – С. 36.
Сказка // Толковый словарь живого великорусского языка В. И. Даля: Т. IV. – Спб. – М.: Издание книгопродавца-типографа М. О. Вольфа, 1882. – С. 194.