Мрак во тьме. Лимана
в подъезд нашего нового дома и была неприятно удивлена, вонь в подъезде стояла скверная, на ступеньках валялся мусор, краска на стенах уже вся обвалилась, потолки были грязно-желтого цвета, вид у дома был удручающий, я конечно не так представляла наше новое жильё в Москве. Но через пару лет эту квартиру нам поменяли на квартиру в новостройке, в том же районе. Сам район, в котором мы жили мне казался нереально огромным и красивым, я несколько раз выходя на улицу, подолгу не могла найти дорогу обратно домой. Наша новая школа была в два раза больше предыдущей и находилась в пяти минутах от дома. Недалеко от нашей квартиры был большой, красивый парк с прудом, где мы коротали солнечные летние дни с сестрами и мамой. Когда в сентябре мы с сестрой пришли в десятый класс, в новую школу, я была приятна удивлена, так как я как привыкла идти в школу как на войну, школа долгое время была для меня местом, где нужно всегда «быть наготове», но в московской школе всё оказалось не так, как в предыдущей, тут никому не было дела до нашей национальности, к нам относились наравне со всеми. На мой взгляд, московская публика более толерантна к иным национальностям, вероисповеданию, цвету кожи, нежели провинциальная, я говорю это, как человек, который долгое время жил и в провинции и в столице. Требования к знаниям в Московских школах были значительно выше и десятый класс я закончила с тремя тройками, отец был крайне недоволен нами, в школе тройки нам были непростительны, поэтому в одиннадцатом классе он лично следил, чтобы мы больше времени уделяли учёбе, и как следствие в последнем классе у меня уже не было ни одной тройки. На фоне такого сильного стресса к концу одиннадцатого класса у меня обнаружилась опухоль молочной железы, к счастью доброкачественная, но она сильно росла в размере, поэтому было принято решение сделать срочную операцию. В день операции я встала без намёка на тревогу или страх, я почему-то абсолютно не боялась операции, врачи приняли решение делать ее под местным наркозом, а родители дали свое согласие, о чем и они и я впоследствии сильно пожалели. Внутри железы ткани сильно зарубцевались и наркоз не подействовал, мне было шестнадцать лет, такой сильной невыносимо острой физической боли я не испытывала после того дня никогда. Орала я так, что мне кажется, слышала вся онкологическая больница, мама за дверью была в предобморочном состоянии, я лежала и не понимала, почему они меня не обезболят, хотя они обезболили меня и так трижды, но все было безрезультатно, я чувствовала невыносимую боль с каждым прикосновением скальпеля. Я очень долго морально и физически не могла оправиться после этой операции. В первый год после того, как мы окончили школу, мы не поступили в ВУЗ и это было очень сложное для нас с сестрой время, не успев оправиться после операции, я испытала еще один сильный стресс, наш отец как обычно это бывает в таких ситуациях нас унижал, называя глупыми, ни на что не способными, он ни на минуту нас