Омичка навсегда. Лирика и мистика. Любовь Сушко
сколько стройных ног,
И каблучки стучат по мостовой.
И только он, уставший, изнемог,
Не просто управляться под землей,
И жизненный иссяк как будто пыл,
Чини иль не чини, все рвется вновь.
Ван Гог напротив с музою застыл.
У всех весна, у всех теперь любовь.
Да, город жив, но кто оценит труд,
Им невдомек как хрупко все внутри.
Они к нему, когда ЧП, придут,
Когда труба прорвется. Фонари
Уже горят, и в вечер погружен,
Мир замирает от земных забот.
И лишь Степаныч хмур и удивлен,
Не до страстей в пылу его работы.
Вот пьяница открытья ждет пивной,
Ему и море по колено вновь,
Перекурил, когда там выходной,
И снова исчезает под землей.
Тарские врата
Поднимемся от Любочки опять,
Ее оставив, не прощаясь там,
И вновь пойдем беспечные гулять.
К воротам Тарским – К царским воротам, —
Так говорила бабушка, когда
Мы были с нею тут, сто лет назад.
Шли к храму, и блестящая звезда.
Сияла в небе, о, тот звездопад.
Ворота возвышаются вдали,
Исток и слава, тени и судьба,
Здесь говорят о вере и любви,
Здесь декабристы, жены их, пальба,
Какие-то другие времена,
Тень Ермака над грозным Иртышем,
И смех Кучума, и молчит она
Пред адмиралом, знает – обречен.
И если б камни рассказать могли.
Стою одна, давно их в мире нет,
И только в свете алом той зари
Мне видится иной, кровавый след.
Латышские стрелки пришли карать,
И валятся тела на берегу,
А Тарские ворота – стон и стать
На набережной тех событий гул…
Пройдем еще, и там ютится храм,
Он выстоял в лихие времена,
Там бабушка и свечи с неба нам
Все говорит, что кончилась война.
И город спит, внимая словесам,
И никого на этой стороне,
И только у истоков, где-то там
Еще живем в реальности и сне…
Тень из прошлого
Мертвый город его спасает,
Бережет арестанта Омск,
И к таким он причастен тайнам,
Хоть и мертвым его зовет.
Хмур опять генерал-губернатор,
Оправданья свои ища,
Не правитель, и не сенатор,
Арестанта трогать нельзя.
Потому что потом родится
Слава русской культуры здесь,
Только он все туда стремится,
О, столицы, забытой спесь.
Там страшней и мертвее, знаю.
Там Раскольников с топором
И за ним в тишине шагает,
Свидригайлов кричит о нем.
Но дубравы немая сила,
Не спасает от той тоски,
И играючи и игриво,
Он стремится в болот тиски.
Там отца они убивают,
Там Порфирий