Идолы острова Пасхи. Гибель великой цивилизации. Джеймс Перкинс
ясно; все теперь зависело от того, кто скорее вернется назад.
На берегу послышались изумленные возгласы: сын рыбака явно опережал сына вождя. Симпатии людей мгновенно перешли к Кане:
– Что за молодец! Вот так сын рыбака! Его избрала Большая Птица, он победит, можно не сомневаться!.. Кане, быстрее! Ты почти уже победил! – кричали в толпе.
Когда Кане поднялся на плато, – мокрый, грязный, с ободранной кожей на локтях, коленях и животе, – десятки рук подхватили его и понесли к помосту, где стояли Баира и Аравак. Там Кане поставили на землю, и он, окруженный плотным кольцом ликующих людей, поднял над головой яйцо орла и показал верховному жрецу.
Баира покосился на Аравака; вождю, конечно, не понравилось, что его сын проиграл, но по виду Аравака этого нельзя было понять: он растянул губы в улыбке и ласково кивнул Кане. Тогда Баира громко произнес:
– Слава победителю! Объявляю его Сыном Большой Птицы, и до следующего Праздника Птиц пусть он прибавляет это имя к своему собственному имени!.. Как тебя зовут юноша? Кане?.. Слава Кане, Сыну Большой Птицы, победителю на Празднике Птиц!
– Слава победителю! Слава Кане! – подхватили в народе.
– Слава Кане, – повторил Аравак, глядя поверх толпы на своего сына Тлалока, который появился на краю обрыва. Услышав, как люди славят Кане, Тлалок бросил с таким трудом добытое яйцо в море. Аравак нахмурился и чуть качнул головой, предостерегая сына от ненужных действий. Тлалок развернулся и побежал прочь, – благо, его никто не видел: все с нетерпением ждали, когда появится прекраснейшая из девушек, посвятивших себя богам, и возложит на голову победителя убор из драгоценных перьев гигантской птицы Моа.
Ударили звонкие барабаны, раздался трубный рев больших морских раковин, и из ворот святилища вышла Парэ – любимая дочь Баиры. Толпа восторженно выдохнула: Парэ, без сомнения, была самой красивой девушкой острова. Красота ее была столь ослепительна, что, случалось, люди на время теряли зрение, завидев Парэ. Голос ее был нежен, как журчание тихой реки; походка так легка, что ноги Парэ не мяли траву, по которой она шла; тело было гибким и стройным, как молодой бамбук.
В белых одеждах, с венцом на черных волосах, Парэ была похожа на юную богиню, прекрасную, как далекое розовое облако над морем на закатном синем небе. Она подошла к юноше-победителю и улыбнулась ему, показав жемчужное ожерелье своих белоснежных зубов. Кане застыл и перестал дышать; яйцо орла выпало бы из его руки, если бы не молодой жрец, успевший перехватить этот почетный трофей.
Парэ возложила на голову юноши убор из перьев птицы Моа и поклонилась победителю. Толпа взревела и возликовала пуще прежнего, один лишь Кане продолжал стоять безмолвно и неподвижно.
Вечером Кане вел Капуну домой, в деревню. Капуну был сильно пьян, перебрав хмельного напитка на пиру в честь победителя.
– Кане, ты лучший мой друг, – говорил он. – Ты лучший из всех друзей, которые только есть на свете. Я горжусь, что ты мой друг… Нет, неправильно, – я не могу гордиться, сказав «мой»