Человек в чужой форме. Валерий Шарапов
– неоплачиваемое. Деньги другие получат.
– Ну разберутся там, наверху.
– Обязательно. Только ты, пожалуйста, в химии такой не участвуй больше.
– Ну а если настаивают?
– Так и говори: разряда не имею, боюсь напортачить, испортить дорогой материал. И вообще, по возможности избегай любых секретных поручений непонятно от кого. И с Моховым этим поосторожнее. Сам понимаешь, к чему все эти «на слабо» могут привести.
Да уж само собой, понимал Колька и помнил.
– Вот видишь, Тонечка, этого я и боялся, – изложив дело жене, сокрушался Игорь Пантелеевич вечером наедине, – подвержен он чужому влиянию и все еще ведется, как пацан.
– Он же хотел, как лучше, – робко заметила Антонина Михайловна, – проявить мастерство.
– Молчун он, вот что плохо. Вроде бы соглашается, а делает, как считает нужным. Все желает сам решать, всей правды не скажет – вроде бы и не врет, а получается еще хуже. И некритично относится к тем, кто ему по душе…
– Игорек, боюсь, тут уж ничего не поделаешь. Не маленький мальчик.
Пожарский-старший вздохнул:
– Ладно, Тонечка. В конце концов, если все удачно сложится, защитит Николай диплом – попрошу за него устроиться на «ящик».
Интересно, что такого же рода робкие надежды посещали и Колькину голову. Вообще инцидент с военным разбередил старые раны. Форма, сияющие сапоги, орден – мечта несбыточная.
Момент со службой был для него больным. Даже если получится добиться УДО, с судимостью не призовут, он уже выяснил.
А служить хотелось.
Кому улыбается всю жизнь объяснять, почему не был в армии, притом не инвалид, не с закрытого предприятия. Вот и думал: разве что получится к бате пристроиться на «ящик», если все сложится, как надо – тогда, конечно, вопросов не возникнет, еще вопрос, кто больше послужит Отечеству.
Понятно, что путь в небо закрыт, а ведь жалко до боли!
Он вспомнил, как в июле гоняли с Олей на авиационный праздник в Тушино. Вся Москва, казалось, собралась тут, все глаза были устремлены в небеса, туда, куда вот-вот воспарят сталинские соколы. Взвился флаг, и вскоре без малого сотня самолетов чертила в небе всенародный привет вождю и учителю, создателю советской авиации: «Слава Сталину». А ведь за штурвалами-то сидели люди, которые отличным образом совмещали труд по основному месту и занятия в аэроклубах! Проплыли вертолеты, планеры, на смену вышли боевые машины, выполняющие фигуры высшего пилотажа: реактивный истребитель Яковлева, напоминающий стрелу самолет Микояна и Гуревича и, наконец, пятерка реактивных самолетов. Они в мгновение ока перемещаются по небу, четко держа дистанцию, и кажется, что они управляются одним человеком…
Как-то само собой так получилось, что восторг сменился черной завистью, кулаки сжимались, злые слезы кипели на глазах, казалось, что достаточно захотеть – и ты уже там, в одной из этих сказочных машин. Колька с трудом опомнился: как не стыдно злиться на то, что жизнь пролетает мимо?
«А ну, отставить мечты, – приказал он себе, – еще посмотрим,