Конец горизонта. Павел Шушканов
если бы парни с Каллисто не рассчитали нам нужную траекторию. Что думаешь об обитателях базы? По мне, так мы уживемся, я даже могу помогать этому чокнутому Кунцу с его оранжереей. Все равно тут нет другой работы для бортинженера.
– Чокнутому?
– А ты будто не так думаешь. Засеять эти скалы цветочками и травой, при такой то температуре, да почти без солнца. Если бы не эта странная оптическая аномалия, мы сидели бы в кромешной темноте, а так хоть свет какой-никакой есть. А деревья? Сколько лет им на акклиматизацию потребуется? Миллион?
«Он хотя бы старается», подумал я.
– У нас были целые леса, – не унимался Глеб, – миллионы гектаров. Мы их легко отдавали под пилу, чтобы напечатать новый том любовного бреда какой-нибудь псевдописательницы. Теперь вот чахлый фикус и остался.
– На орбитальной станции есть семена, – напомнил я, – и потом, не многовато ли пессимизма для того, кто чудом отправился к праотцам на орбите.
– Да уж, – Глеб оглядел серый горизонт, – чудесное спасение.
Он замолчал, и вновь повисла тишина. Я попытался представить какой звук может означать трещину в куполе, после которой весь наш драгоценный воздух уйдет в космическое пространство, а море и скалы и оранжерея Кунца, да и сам Кунц покроются коркой льда. Вероятно, это будет скрежет, от которого лопнут барабанные перепонки, или гром такой же силы. Ледяной покров Европы все время движется, трескается, лопается, выпуская с космос потоки воды, а мы сидим в пузыре под его поверхностью и ждем как чуда, что новая трещина не пройдет прямо над нами.
Я вспомнил, как за обедом Кунц говорил, что мы на пороге нового витка развития человечества. Европа стала гостеприимным домом и дала нам шанс подумать о многом, о том, как следует развивать общество, к чему нужно стремиться. Он говорил о том, как его стараниями Европа обретет почву, а затем новую флору. О том, как мы преобразим планету (он уже не считал Европу рядовой луной), как сохраним и умножим технологии и помчимся к другим лунам: Ганимеду, Ио. Как система Юпитера будет принадлежать новому человечеству. Это так не вязалось с реальностью выживания горстки людей на берегу мертвого океана с нависшим дамокловым мечом непрочного купола.
К полудню мы подошли к морю Кракена. Края подводного кратера острыми зубьями выглядывали из воды на добрые две сотни метров. Голый базальт без клочка мха и без всякой возможности подняться по нему вверх. Наша лодка скользила вдоль скал в наползающем тумане, а я, подняв голову, рассматривал их острые вершины. Черная гряда на фоне серого неба.
– Берегись!
Всплеск был совсем рядом и покачнул нашу лодку, едва не скинув меня за борт. В воде мелькнул гибкий силуэт и исчез в глубине. Он скользил не как дельфин, а, скорее, как угорь, но был не менее пяти метров в длину. Левиафан. Второй высунул из воды остроносую морду, плавно шевеля в воде широкими длинными плавниками. Его левый глаз уставился на меня, изредка мигая прозрачным веком.
– Кыш! – крикнул Глеб, перегнувшись через борт, – вот же гады.
– Да