Палеотроп забавы. Андрей Морсин

      В антракте застолья все направились к смотровой площадке на крепостной стене. Забава стоял у бруствера, наслаждаясь альпийским пейзажем, когда за его спиной неожиданно запела скрипка. Мелодия началась pianissimo, едва слышно, не заставляя тотчас обернуться, а исподволь обволакивая, как волшебные сумерки или прозрачная невесомая шаль, заботливо накинутая на зябнущие плечи. И по первым же фразам он понял, что это экспромт, а еще через мгновение – что играет Полина.

      «Вот этот сюрприз!» – подумал он с удовольствием, подчиняясь объятиям незнакомой мелодии, отпуская себя с нею над горами и лесами – в безоблачную синеву альпийского неба. И с этой высоты его сердцу открылся выгодный вид не только на живописные окрестности, но и на новых друзей.

      Когда скрипка умолкла, профессор еще некоторое время стоял с закрытыми глазами. И никто не хлопал, словно ожидая, когда он спустится на землю.

      – Не думал, что вы так чудно играете, – Забава подошел, поцеловал руку, сжимавшую смычок.

      – О, Полина полна сюрпризов! – во всеуслышание заметил Адамас. – Совсем, как ваши чемоданы, – добавил, понижая голос.

      За столом беседа продолжилась, и он снова обратился к профессору:

      – И поэзия, и музыка сегодня полноправные члены нашей компании, – заметил с глубокомысленностью взрослого. – А помните, вы сказали, что видимый мир – «проявленная музыка», а невидимый – «музыка, еще клубящаяся в нотах Вселенной»?

      – Помню, – улыбнулся Забава. – И хорошо, что запомнили вы.

      Адамас учтиво кивнул:

      – А где проходит граница между проявленной и непроявленной музыкой?

      Профессор тронул сухие губы салфеткой, задумался, как проще ответить на этот непростой вопрос.

      – Все видели музыкальный фильм «Приключения Буратино»? – он решил призвать на помощь все те же образы. – В финале герои идут по сказочному полю в реальный мир, становясь зрителями в зале.

      – Помним, – ответил за всех Искандер.

      – А как они на это поле попали, помните?

      – Сквозь холст с нарисованным очагом, – развел руками Адамас. – Буратино проткнул его носом.

      – Вот! – обрадовался Забава. – Тот холст и есть граница. Все, что до него, – музыка, клубящаяся в нотах; за ним – проявленная в образах.

      – И где же проявление происходит? – прищурился Атлас.

      – На поле, – просто ответил Забава.

      – Чудес в Стране Дураков?

      – О нет, – профессор покачал пальцем. – Поле, о котором говорю я, чудесное без дураков!

      – То есть, если закопать золотой, вырастет дерево золотых? – спросил Искандер шутливым тоном. – Интересуюсь как инвестор.

      – Вырастет и роща! – уверил его Забава. – Хоть это поле невидимое, на нем произрастает все, что душе угодно, – он повернулся к Полине. – И оно поистине музыкальное, ведь не только несет миру гармонию, но и дирижера назначает!

      Из-за колонн появился Михаил, подошел ближе, прислушиваясь к их беседе.

      – И кто же этот дирижер? –