Хирурги человеческих душ. Книга вторая. Моё время. Часть первая. Вторая оттепель. Олег Владимирович Фурашов
с чесноком, – чево это такое: маленький мальчишка в сером армячишке по дворам шныряет, крохи собирает, по полям рыщет, коноплю ищет?
– Коно-плю и-щет?… – пережёвывая дармовую «закусь», – рассуждал подхалим. – Дык это же наркоман! – осенило его.
– Сам ты наркоман, – пренебрежительно щёлкнул его по лбу «интеллектуал». – То воробей.
– Воробей?
– Воробей.
– А-а-а, воробе-е-ей! – дошло до «шестёрки».
И они на пару загоготали.
– А чичас твой черёд, Каратист, – хитро прищурился Мелюзик. – Чево такое: голосистая певица никогда не устаёт, то толстеет, то худеет, громким голосом поёт.
– То толстеет, то худеет, – забормотал Жерздев. – Хым…То толстеет, то худеет… Голосистая певица…Хым…А-а-а, допёр, – обрадовался он. – Да то ж Алла Пугачёва!
– Сам ты – Алла Пугачёва! – давился хохотом Мелюзик. – Хи-хи-хи! Гармошка это. Гармошка.
– Хым, – помрачнел «интеллектуал», не любивший оставаться в дураках. – Щас я тебя, мелочь пузатая, точняк наколю. Чево это за бутерброд такой: чтобы спереди погладить, надо сзади полизать?
– Хе-хе, – похабно заухмылялся собутыльник, не затрудняясь размышлением. – Ну, ты даёшь! Хе-хе-хе. Тот «бутерброд» промеж ног…у Альфии затесался. – И он большим пальцем, оттопыренным от кулака, не глядя, ткнул за спину – в сторону спаленки, где укрылись несчастные дочка с матерью.
– Дур-рак ты, Вантуз! – «уел» его Каратист. – То ж марка. Почтовая марка.
– Марка?
– Марка.
– А-а-а, ма-арка! – наконец-то сообразил тугодум.
И распустившаяся парочка опять смачно и двусмысленно загоготала.
– Но по большому счёту ты прав, Вантуз, – первым прервался Жерздев. – Разве ж может быть прекрасное без баб-с? Не-а. То-то и оно-то! – назидательно воздел он указательный палец. И, выдержав характерную паузу, позвал: – Альфия, а ну геть до мэнэ.
– Ась? – обеспокоенно ёжась, выглянула та из спаленки.
– Ась, – скорчив гримасу троглодита, передразнил её похабник. – Ну, дерёвня! А ну, поди сюда.
– Да не, – боязливо отказалась, было, женщина, – мы туточки…
– Туточки, – язвительно хмыкнул Каратист. И угрожающе прикрикнул: – Поди быстро, а не то я за твоего ублюдка примусь!
Альфия присела на край табуретки близ стола. Жерздев по-хозяйски выставил из кухонного буфета четвёртую стопку и налил туда водки из початой второй бутылки.
– Пей.
– Не, не пью я, – попыталась отнекиваться телефонистка.
– Пе-е-ей! – прохрипел главарь, ухватывая её за густые волосы и наматывая их на руку.
И женщина, давясь от усердия, выпила спиртное. Колонист отпустил её волосы, прицениваясь, окинул прищуренным взглядом, и спросил:
– А что, Альфия, люди не бздят, что твой муж – герой труда?
– Пе-передовик, – съёжилась та, со страхом ожидая очередной выходки жуткого непрошенного гостя.
– Тащи, – распорядился осуждённый. – Тащи сюда его звезду.
– Дык, – выгадывая