Держите себя в руках, леди! или Ходящая по мирам. Анастасия Максименко
дело, занимательное, я бы сказала. Например, мне было невдомек, для чего здесь повесили эти пылесборные бархатные шторы? Да им место в музее! К ним было страшно даже подойти, не говоря уже про подвинуть, чтобы пролить хоть немного света в помещение, темновато же! И лампу бы эту настольную фиг знает какого столетия тоже не мешало в тот самый музей определить. На пару с местами потертым таким же темно-красным ковром, ну прям ковер для дворца, не меньше.
А огромный глобус посередине кабинета на стеклянной подставке ему на кой сдался? Катает тудым-сюдым для успокоения нервов? Или там запрятан алкоголь? Я с подозрением покосилась на дедка. Да вроде не был он похож на того, кто время от времени закладывает за воротник. И спиртным не пахло.
Дедок, имени которого я, к своему (не) стыду, не запомнила, заметив мой прищуренный, обращенный на него взгляд, поднял брови и нахмурился:
– София Павловна, вы вообще слушаете, о чем я вам говорю?
Посмотрев на нотариуса, равнодушно пожала плечами. Да слышала я все, не глухая же. Но все равно мне было непонятно, откуда у меня, ни с того ни с сего, сироты, выращенной в стенах интерната, вдруг чудесным образом возникла усопшая, неучтенная родственница, оказавшаяся недавно почившей родной бабулей?
Где она, скажем, была, когда я находилась в детдоме? По какой такой важной причине не забрала меня к себе после смерти папеньки? Почему, если рассматривать сию ситуацию с теоретической точки зрения, отписала именно мне свое наследство в виде непонятного домика в неизведанном захолустье?
С какой такой радости?
Подозрительно это все.
Однако, по заверению дедка, родственников у «доброй» бабули, кроме меня, более не имелось. Это, конечно, не странно, но в контексте всего, все-таки загадочно.
Кашлянув, посмотрела в упор на заерзавшего под моим тяжелым взглядом дедулю, вежливо откликнулась:
– Слышу, и в очередной раз спрашиваю: почему вы уверены, что не ошиблись? Что именно я наследница вашей Грозновой?
Нотариус уже открыл было рот, состроив возмущенную гримасу, но я не дала вывалить на меня свое недовольство, выставила ладонь, натурально закрывая морщинистый рот:
– О том, что у нас одинаковые фамилии, я уже слышала. Но ошибка может быть в том, что мы просто однофамильцы, Глеб, простите, забыла ваше отчество, – виновато улыбнулась, совершенно не ощущая за собой вину.
Дедок тяжело вздохнул, напоминая:
– Глеб Семенович, София Павловна. И никакой ошибки нет! У меня все верно, как в больнице. И отвечаю вашими же словами: я не имею понятия, почему ваша родственница так с вами поступила, бросив в интернате после смерти вашего отца. Мое дело – донести до вас то, что у вас есть наследство и озвучить волю усопшей, а затем передать вам его, заверив документом. На этом все! Не больше, не меньше! Просто подпишите, наконец, бумаги и пользуйтесь отличным домом! Нет, ну что за женщины пошли?! Им счастье сверху привалило, целый дом! А они!
– В Тмутаракани домик-то! – буркнула я, нехорошо прищуриваясь. Ишь ты, еще и всех женщин приплел. – Вы сами-то знаете, в какой местности находится наследство? Хоть примерно?
– Да какая разница?! – истерично взвизгнул пожилой мужчина, трясанув перед моим носом бумагой. – Хоть на Кудыкиной горе! Наследство есть? Есть! Дом есть? Есть. Вы наследница? Да! Все! Подпишите уже и ступайте с миром, у меня кроме вас дел по гланды!
Я вздохнула, с недоверием посмотрев на бумагу, и задумалась. С одной стороны. Что я теряла? Если подпишу эту бумаженцию, где почти черным по белому написано: завещание оспариванию и возврату не подлежит, хуже не должно быть. И, кстати, тоже странно так написано. Мы что, в магазине, что ли?
Однако в делах нотариальных я была как лошадь в томатах, но дедок в чем-то прав, дом есть. Оформлен на мое имя, пусть о котором до сегодняшнего дня и не слышала, но! Зато халявную недвижимость можно было продать и получить средства.
Лишние деньги на дороге не валяются, а посему, подписываем, Софка, подписываем, и черевички, или как там говорилось, будут мои и еще что-нибудь тоже мое,[1] в общем, была не была.
Но все равно. По-до-зрительно!
Решительно взяла предлагаемую ручку, бросив последний настороженный взгляд на нотариуса, который, похоже, даже дыхание затаил, и быстро, пока не передумала, подписала документ под облеченный выдох пожилого мужчины. М-да, нервный какой. Вон как улыбается, надо заметить, впервые за всю нашу встречу, даже вроде как искренне.
– Ну вот, София Павловна, и совсем не страшно, правда? – тоном чеширского кота из книги об Алисе, растягивая слова, проворковал дедок, бодро протягивая мне оригинал документа и потертый на крученой веревке ключик. – Приятно было иметь с вами дело.
Я скептически хмыкнула. Приятно ему, как же.
– Взаимно, Глеб…
– Глеб Семенович, – подсказал мужчина, расслабленно откидываясь на спинку массивного кресла.
«Да хоть черт лысый», – мысленно съязвила, улыбнувшись, поднялась, не собираясь задерживаться в затхлом
София имеет в виду фразу из фильма «Вечера на Хуторе близ Диканьки».