Огненная кровь. Том 1. Ляна Зелинская
в каменную грудь побережья и словно звал. Иррис, аккуратно пробравшись на конюшню, оседлала лошадь, и пока все спали, уехала посмотреть на море.
За все годы, что она жила здесь, ей никогда не доводилось видеть такого неистовства стихии. Море всё ещё бесновалось, помня о вчерашней буре, вскипало пеной и в ярости выбрасывалось на берег. Часть известняковой стены обрушилась в трёх местах, сильно изменив береговую линию. А по верхней кромке пляжа, там, куда докатывалась уже только пена, лежали бурые ленты водорослей, обломки рыбацких лодок, брёвна и мусор. Шторм разбил в щепки Малый мадверский пирс вместе со всеми пришвартованными к нему судёнышками рыбаков. И сейчас несчастные их владельцы бродили по берегу, баграми выуживая из мусора жалкие остатки снастей.
Иррис проехала до пирса, обогнула небольшой мыс, выступающий в море, а затем снова вернулась на самую высокую точку, напротив которой белела башня маяка.
Она стояла, вдыхая ветер, и смотрела на грязную воду. Небо же, наоборот, в это утро было таким синим и таким ярким, каким оно бывает только в начале осени. Странно, что в этом году осень как-то уж слишком рано пожаловала в Мадверу.
Утро принесло с собой и какое-то разочарование, тоску и усталость. Иррис знала – айяарры сегодня уедут, неделю все будут говорить о том, что произошло, вздыхать о погубленных розах и садах, затем снова появится мэтр Гийо, поскольку сейчас он занят спасением школьной крыши, проломленной упавшим деревом, и всё вернётся. Не через неделю, так через месяц. Этот шторм всего лишь отсрочка, а казнь неминуема.
И ей не стоит думать о всяких глупостях, вроде серых глаз Себастьяна Драго и его красивых губ, о его бархатном голосе и горячих пальцах на её ладони, потому что…
…потому что она и в самом деле думает о них всё это утро. И, может, именно поэтому она приехала сюда так рано – выбросить из головы эти мысли.
…ей лучше вообще не появляться дома до самого обеда и не видеть, как они уедут.
…ей лучше не видеть их больше никогда. Потому что…
Она закрыла глаза и запрокинула голову.
…потому что лучше бы ей вообще никогда не встречать Себастьяна Драго!
Вчера, после того, как она устала петь, и он, поцеловав ей руку, проводил в другое кресло, они разговорились. И говорили до полуночи. Обо всём. О книгах, о музыке, о поэмах Оллита и Тириана, о рифмах, языках, об изготовлении красок, о театре, лошадях…
Он смотрел её рисунки и то, что он о них говорил… Боги милосердные! Он понимал живопись. Цвета, атмосферу, ритм, и он тоже любил свободу и ветер.
И это было больно.
Если так исполнилось её желание, то Боги подшутили над ней слишком зло. Она теперь, как умирающий от жажды, который видит воду – водопады, реки, ручьи, ощущает влагу на губах, и тянет руки, а это лишь мираж. Вот так и Себастьян Драго, такой же мираж, в котором собрано всё лучшее, что она хотела бы видеть в мужчине. Боги поманили её этим миражом, мечтой, сказкой, и тем ненавистнее ей теперь мысль, что в реальности, в лучшем случае, её ждёт свадьба с мэтром Гийо