Не прикасайся. Адалин Черно
у нас никогда не было. Ссорились периодически, но до травли, испорченной одежды и драк не доходило.
– Не знаю, что вам нужно, но лучше оставьте меня в покое.
– Мне нужно, чтобы ты ушла из этого университета, – произносит девушка, скривившись.
– Я пришла сюда учиться и никуда не собираюсь.
– Зря, – ухмыльнувшись, она кивает своим сообщницам.
Я забиваюсь в угол. Перемещаюсь так, чтобы видеть их всех и не позволить им себя окружить. Если они будут впереди меня, уверена, смогу хоть как-то ответить.
– Проучите ее, – командует она.
Первый удар приходится по лицу. Я его не ожидала, поэтому, когда получаю пощечину, меня практически сразу оглушает. Мне не настолько больно, просто поверить в то, что такое происходит в одном из самых популярных ВУЗов, сложно. Дальнейшие их действия словно в тумане. Я чувствую, как они тянут меня за грудки, вынуждают подняться на ноги, разрывают блузку на груди.
– Злата!
Даже сквозь пелену шока распознаю того, кому принадлежит голос.
– Пошли вон отсюда!
Меня практически сразу оставляют. Холодные неприятные касания исчезают с моего тела.
– Тан.
По всей видимости, эта самая Злата пытается оправдаться, но натыкается лишь на холодное презрительное:
– Вон!
Еще один хлопок двери, и я понимаю, что мы остались наедине. Я инстинктивно пытаюсь закрыться. Нащупываю разодранную рубашку и натягиваю ее на грудь. Получается плохо из-за приталенного силуэта, но кое-как закрыться удается. Не выходит лишь убрать горящий след от пощечины. Я не вижу, но почему-то знаю, что на моей щеке отпечатана чужая рука. Чувствую это.
Он подходит ближе. Не вплотную, всего на несколько шагов. Тормозит на достаточном расстоянии, но дышит тяжело и шумно. Я отсюда вижу, как медленно и высоко вздымается его грудь.
В какой-то момент… совершенно безумный, неоправданный и глупый момент мне хочется, чтобы он подошел ближе. Чтобы успокоил и… пожалел. Я смахиваю это видение так же резко, как позволила ему ядом просочиться в мозг. Прогоняю его и, резко вздернув подбородок вверх, спрашиваю:
– Доволен?
Напоминаю себе, что у него нет сердца. Нет души, которая бы болела при виде моего унижения. Нет ничего живого, что присуще обычному человеку. Он – чудовище, погрязшее в собственной ненависти ко всему живому.
– Нравится? – повышаю голос почти до истерики. – Тебе нравится видеть, как унижают людей по твоей указке? Твоей больной фантазии сейчас хорошо?
В этот момент я его ненавижу. Так сильно, как никогда и никого прежде.
– Сталкер…
Я мотаю головой. Его голос звучит совсем иначе. Мягче, нежнее, спокойнее. Так, словно ему не плевать.
– Уходи отсюда, – прошу из последних сил.
Я обещала себе, что буду держаться до тех пор, пока он не оставит меня одну, но несколько слезинок все же скатывается по моим щекам. Я отворачиваюсь. Не хочу, чтобы он думал, что сломал меня. Не хочу,