Следствие ведут Колобки. Сказочные истории. Эдуард Успенский
и Лука Лукич прекратил дозволенные речи. Третья ночь преступника Углова заканчивалась.
Прошёл день. Наступила четвёртая ночь. В эту ночь внимание Луки Лукича было остановлено на трёх картинах. Первая из них – картина художника Максимова «Всё в прошлом». Он сказал:
– Прошу высказываться.
Первым, как всегда, стал высказываться Вася Углов:
– В картине художника Максимова, которую мы видим перед собой, в ярких фиолетово-розовых тонах пропет гимн пожилому возрасту в доме престарелых в светло-весеннее время. На переднем плане – передний план, который изображает женщину в переднике. Это бывшая передовичка чулочной фабрики. Потому что она никак не может остановиться и до сих пор вяжет чулок.
– Чудесно! Нечего сказать! – воскликнул Лука Лукич. – А что вы добавите? – спросил он у Булочкина.
– Что проживающие в доме недовольны. У них плохое настроение.
– Это почему ещё?
– Потому что на втором плане у них клуб на ремонте. Кино не показывают. Они скучают.
– Ишь ты, скучают! – сказала Колбочкина. – А может быть, у них телевизор цветной всё показывает. А может быть, у них массовик-затейник из молодых, да ранний. А может быть, им художественную самодеятельность показывают, этим двум бабушкам.
– Нет, – сказал Колобок. – Это не дом престарелых. Это старинная картина про помещиков. Тогда престарелых не было.
– Шеф, – спросил Булочкин, – а как вы расследовали, что эта картина про помещиков?
– Дом старинной архитектуры, стиля деревенского барокко. Медный самовар с серебряным кофейником, дулёвский фарфор на столе.
– Почему вы видите только детали, а не видите картины в целом? Почему вы не видите настроения? – закричал Лука Лукич. – Ведь это картина не о кофейниках и самоварах. Это картина о прожитой жизни. О былом богатстве и беспечности, о жизни в окружении крепостных слуг и мастеров. Мы видим пожилую аристократку в чепце и длинном платье с интеллигентным и строгим лицом. А рядом с ней другую старую женщину в несколько уродливой позе. Одна из них погружена в мысли, а другая погружена в работу. А жизнь в лице зелёной травы и сиреневой сирени продолжает жить и бить ключом. Здесь налицо трагедия, а вы говорите «дом престарелых, клуб на ремонте»!
Вторая картина была «Неизвестная» художника Крамского. Об этой картине никто особенно не высказывался. Все просто смотрели на неё, выпучив глаза.
– Вот это здорово! – сказал Булочкин. – Я бы тоже хотел быть художником!
– Это зачем? – удивилась Колбочкина.
– Я бы нарисовал нашего шефа тоже в такой же коляске, в такой шубе и с таким же выражением лица: мол, преступники, я вас всех насквозь вижу!
– А я эту девушку видел в «Огоньке», – сказал Вася Углов. – Я ещё тогда в «Огонёк» письмо написал: давайте переписываться, меня зовут Вася.
– Ну и что? – спросил Колобок.
– Не ответила.
– Эта картина – буквально жемчужина Третьяковской галереи, – сказал Лука Лукич. – Многие люди едут сюда к нам из-за рубежа,