Песнь Бернадетте. Черная месса. Франц Верфель
я сделал своей путеводной звездой во всех политических вопросах, – объявляет прокурор. – «Власти не должны предпринимать шаги, цель которых достаточно прозрачна». Если закрыть доступ к Массабьелю, все верующие в чудо станут говорить, что мы боимся Пресвятой Девы. И неверующие скажут то же самое. Те и другие будут над нами смеяться. Кроме того, когда вы закроете путь через гору, останутся еще три дороги, о которых никто не может сказать, что они опасны… Вторая возможность, о которой я говорил, кажется мне гораздо более серьезной. Вероятно, вы догадываетесь, что я имею в виду, любезный Жакоме?
– О господи, я всего лишь простой полицейский, господин прокурор…
Виталь Дютур снимает с пальца перстень с печаткой и стучит им по столу, требуя внимания.
– Господам, наверно, известно, – торжественно начинает он, – что правительство Франции заключило конкордат с папским престолом. Вчера я не поленился специально перечитать текст этого конкордата. Девятая статья в нем гласит, что церковная сторона обязуется не открывать новых мест для богослужений без предварительного согласия министерства по делам культов… Понимаете, господа, к чему я веду?
– И эту статью, по вашему мнению, можно применять? – осторожно спрашивает Лакаде, опасаясь снова попасть впросак.
– И да, и нет. Все зависит от позиции Церкви.
– За всей этой аферой наверняка прячутся сутаны, – уверенно заявляет Жакоме.
– Надеюсь, что так, друг мой, – снисходительно говорит прокурор. – Но Перамаль далеко не дурак.
Адольфа Лакаде внезапно одолевает смех.
– Подумайте, кого только не переполошила эта маленькая идиотка! Император и папа лично подписали конкордат…
В эту минуту дверь приоткрывается, и в щель просовывается голова Куррежа.
– Вы назначили еще одну встречу, господин мэр?
– О чем вы, Курреж? Вы же знаете мое расписание не хуже меня…
– С вами желают поговорить, и весьма настойчиво…
– К чему эти обиняки? У меня нет тайн…
– К вам посетитель, – выпаливает наконец помощник мэра. – Декан Перамаль собственной персоной.
Лакаде поднимается и спешит в приемную со всей скоростью, какую допускают его комплекция, достоинство и возраст. Из приемной доносится его голос, в котором звучат самые теплые ноты.
Декану Перамалю сорок семь лет, это человек огромного роста и необыкновенно могучего телосложения. У него страстное лицо, не по годам изборожденное морщинами. В шубе и меховой шапке он напоминает скорее отважного путешественника, исследователя дальних земель, чем лурдского викария. Между духовенством и светскими властями Южной Франции отношения почти всегда напряженные. Это результат испытанной тактики правительства, которое, не чувствуя себя в полной безопасности, не устает натравливать друг на друга враждебные силы, чтобы держать их всех в узде. Жители Южной Франции пропитаны духом строгого католицизма и мало затронуты новомодными нигилистическими веяниями.