Слон меча и магии. Коллектив авторов
интерес рыхлым задницам, полирующим скамейки в Ложе. Но что с того? Свора, наложившая лапу на тайные знания, не имела здесь власти, а снять с должности кастеляна мог лишь король. С них станется подослать убийцу или очернить неугодного – мастера знамениты подковёрной вознёй, но сделать это в подобной глуши непросто.
Мастера греются в лучах Балирейского солнца. Едят фрукты и пьют вина, им привозят перепёлок, мёд, сладкие ягоды и белый хлеб. И все эти змеи, облачённые в шёлковые мантии, не делают и четверти того, что взвалил на плечи Мариуса Хорнола король.
Он посмотрел сквозь бойницу на обмёрзший Хрустальный Пик. Даже отсюда можно разглядеть завихрения снега, которые учинял неуёмный ветер. Мир вокруг замка оброс льдом, казался обманчиво хрупким, но под сверкающей скорлупой скрывался серый гранит. Скорбное место, утопающее в бедах. Поддерживать жизнь тут – искусство, и кастелян неплохо справлялся.
Замок – тридцать футов промёрзшего камня и трухлявого леса, – как гнилая корона венчал мёртвую голову ущелья Моут. Взирал с высоты на раскисшие от дождей курганы зверолюдей и редкие пятна деревушек вдали. Люди там выскабливали из жадной земли злаковые и растили мясные клубни, чтобы не опухнуть с голоду самим и прокормить гарнизон.
Король и его лорды называли ущелье первым и главным препятствием на пути тех, кто отрёкся от человеческого начала и принял чёрное пламя Зверя. На деле это была едва ли не тюрьма для всех, кого по каким-либо печальным причинам забросила сюда судьба. Кто мог, давно покинул стены и окрестности замка Орна-Моут, оставив его отверженным. Потомки земледельцев, свезённых сюда полтысячи лет назад, держались за могилы отцов и клочки возделанной почвы. А Мориса Хорнола держала королевская воля.
Его имя и должность прозвучали в пустом обеденном зале, словно хрустнула переломленная ветвь. Эхо простуженного голоса герольда ещё металось между стенами, когда Морис тяжело опустился в кресло.
В нишах стояли мрачные стражники в чёрных набивных доспехах, покрытых шитьём – два шпиля замка Орна-Моут на плечах и медный королевский ястреб на табардах. Флейтист и девка с бубном и двумя барабанчиками у пояса ожидали приказа, деля ячменную похлёбку и ржаные лепёшки.
Гостьи пока не было. Девица не рассчитывала оскорбить опозданием кастеляна, это он приковылял раньше назначенного срока.
Боль, притуплённая микстурами, отступала, чтобы затаиться в кончиках пальцев, в шее, под рёбрами, уснуть в крови. Мариус носил её долгие годы, она разрасталась, будто сорная трава, отбирая у него власть над собственным телом.
Со скуки Мариус вынул из рукава сложенный вчетверо листок. На пергаменте застыл чуть смазанный рисунок. Он был разделён на четыре неровные части узорной вязью.
Годы Затмения – так называли это мрачное событие летописцы.
На первой картинке измождённый человек склонял голову возле обомшелого костяка, напоминающего бурелом вековых дубов. Плоть Зверя давно истлела, но в костях зиждились искры чёрного пламени. Художник умело передал ужас,