Игра на жизнь. Ольга Романовская
цвет!
Мне хотелось содрать платье вместе с кожей, бросить в огонь. Будто вместе с ним сгорело бы мое горе!
В одной умной книжке я некогда вычитала о трех стадиях принятия. Первую, слезы, я уже миновала и перешла ко второй – гневу. Наступит ли когда-нибудь смирение?
– В Угорье черный – цвет власти, – подал голос Гордон.
Все это время он стоял у камина и вяло, апатично мешал угли.
Гордону тоже не сладко. Чуть больше месяца назад он лишился друга, теперь его судьба и вовсе в подвешенном состоянии. Закончилась ли кровавая распря, вернется ли он в Угорье?
Но в тот момент я меньше всего думала о чужом горе: меня душило собственное.
– Так обрядись в него с ног до головы!
Сверкнув фамильными голубыми глазами, я напустилась на Гордона, словно сокол на добычу.
– Тебе-то хорошо! Ты не терял брата, не провожал отца, не закрывал глаза матери. Только и думаешь, что о троне!
Ком подступил к горлу. Соленые слезы наполнили рот. Хлюпая красным носом, в бессилье уткнулась в спинку кресла и разрыдалась.
Отца похоронили вчера. Как полагалось, под салют дворцовых гвардейцев. Обнажив мечи, они отдали последнюю честь своему государю.
Мы с Алхеной стояли рядом. Две одинокие хрупкие фигурки. Хотя хрупкой была только я, потому что сестра напоминала каменное изваяние. Все же внешность обманчива, а боги справедливы. Обделив Алхену здоровьем, они наделили ее железной волей. Волей королевы.
Зато я совершенно расклеилась, как настоящая принцесса. Хотя я отныне наследница, а наследницы не плачут.
– Я похоронил трех сестер и дядю, – словно сквозь вату, донесся до меня голос Гордона.
В недоумении подняла голову. О чем это он? Ах да, похороны…
– Правда, они были совсем маленькими, – смутившись, добавил Гордон. – А дядю убили в пьяной стычке.
– Разбойники?
– Нет, горцы из другого клана.
Гордон наклонился, чтобы подбросить поленьев в огонь. Его длинные рыжие волосы упали на лоб. Помнится, когда я впервые его увидела, сильно удивилась. Мол, разве бывают мужчины с такими волосами? Потом привыкла, хотя изредка по-прежнему дразнила его девушкой. Гордон не обижался. Он воспринимал меня как младшую сестру.
Ну вот зачем я снова вспомнила об Алистере!
Отвернувшись, проглотила очередную порцию слез.
– Тебя, наверное, скоро выдадут замуж, – неуверенно предположил Гордон.
Я мгновенно приняла боевую стойку.
– Почему ты так решил?
Разговоры о браке выводили меня из себя. После смерти отца ко мне заходила герцогиня, якобы выразить сочувствие, по факту – уговорить-таки заключить помолвку. Я отказала ей в грубой форме, Алхене потом пришлось извиняться. По мне, не за что, тетушка сама напросилась. Хотя никакая она мне не тетушка, всего-то дядина жена, обыкновенная баронесса. Поговаривали, жениться на ней покойного герцога в столь юном возрасте – дядюшке едва исполнилось восемнадцать – заставил крупный карточный долг. Ифигения