Заложница. Клэр Макинтош

      19:00. Адам

      – София!

      Снег чуть смягчает морозный вечерний воздух, молчание становится ответом на мой панический вскрик. Я бегу через сад мимо недолепленного снеговика и трясу дверь сарая, замок на котором покрыт инеем. Сую голову в узкий проем между стеной сарая и забором и снова зову Софию, хотя слежавшийся снег не тронут. Высота у забора почти два метра, она никак не смогла бы через него перелезть, но я все-таки встаю на шаткий садовый стул и заглядываю за забор.

      – София!

      Когда ей было полтора года, мы пошли всей семьей в детский центр, где заметили женщину, слишком уж пристально смотревшую на нас. Она осторожно приблизилась, и я узнал ее по фотографии из альбома, составленного социальными службами. Это была биологическая бабка Софии, ей перевалило чуть за сорок, и в центре она находилась с самым младшим из своих детей, ровесником Софии. Она ничего не делала, но это нас встревожило, напомнив о мерах безопасности, о каких большинство семей даже не задумываются, размещая фото в «Инстаграме» и регистрируясь на «Фейсбуке».

      Неожиданно нас охватила паранойя. Мы никуда не ходили, не оставляли Софию одну в машине, даже когда запирали входную дверь в нескольких метрах от нее. С течением времени биологическая родня Софии не предприняла никаких попыток вступить с нами в контакт, и мы немного расслабились, предоставив дочери независимость, которой так ей хотелось.

      Но теперь все по-другому.

      Риск больше, последствия хуже, и мне некого позвать на помощь. Ни социальные службы, ни полицию. Я сам заварил эту кашу.

      – София!

      Я хватаюсь на край забора, деревяшки впиваются мне в пальцы, когда я зову ее, крича в тишину парка. Тусклый зеленовато-желтый свет уличного фонаря падает на тропинку, но ничто не движется, лишь тени вокруг.

      Весной, когда я еще цеплялся за иллюзию того, что не делаю ничего плохого, София убежала. Она лежала в кроватке, мы с Майной смотрели телевизор в гостиной и внезапно услышали ее шаги на лестнице. Хлопнула входная дверь. Я поднял голову и увидел во взгляде Майны ту же тревогу, которую ощутил сам. Мы вскочили, вылетели на улицу – я босиком, Майна в тапочках – и разделились, разбежавшись в разные стороны и называя ее имя.

      Через двадцать минут я вернулся в дом, обезумев от тревоги. София сидела за кухонным столом и ела печенье, спокойная, словно и не было ничего. Я с облегчением обнял ее и почувствовал, что она на мгновение замерла, как это с ней всегда бывает.

      – Ты где была? – спросил я, и чувство успокоения сменилось раздражением.

      – Здесь.

      София вообще не выходила из дома. Открыла дверь, потом хлопнула ею, а затем спряталась за плотной шторой, которую мы задергиваем зимними вечерами. София наблюдала, как мы, будто сумасшедшие, выскочили на улицу, и слышала наши панические крики, когда мы ее звали.