Очарованная призраками. Лора Себастьян
вращения суицида или напишите на Кризисную текстовую линию, чтобы с вами поговорили[1]. Оба этих сервиса абсолютно бесплатны и работают круглосуточно, семь дней в неделю. Для глухих и слабослышащих предусмотрена Линия жизни по телефону.
1
Я всегда знала: я погибну в воде. Это было моим первым видением – до того даже, как я поняла, что вообще умею видеть. С тех пор я собрала их слишком много – и каждое помнила наизусть.
Большинство видений эфемерны, постоянно изменяются и ускользают от меня под другим светом, другими углами… Но видение, в котором я тону, всегда твердо и незыблемо. Так твердо, что оставляет на рассудке и душе синяки.
Кожей я чувствую ледяную воду. Она накрывает меня, словно шторм, раскидывает в стороны пряди моих волос, а потом затуманивает взор. И я не вижу ничего, лишь пытаюсь добраться до поверхности и вдохнуть. Я знаю, что до нее недалеко, но всегда замираю на месте и опускаюсь все ниже и ниже, пока стопы мои не касаются дна.
Глаза мои закрыты. Меня окутывает тьма. Легкие горят, горят, горят… я боюсь, что еще немного, и они взорвутся.
Воздух так близко, я могу просто оттолкнуться от дна… но я этого не сделаю. Попросту не захочу.
Я погибну в воде – через неделю, или год, или десять лет. И это будет мой выбор.
2
Здесь, у станка, меня накрывает покой: пальцы танцуют над шелковыми нитями, как над струнами лиры, и будущее расстилается передо мной стежок за стежком, возможность за возможностью. Такие знакомые движения, повторенные бесчисленное количество раз – каждое важно в своей простоте, – постепенно превращаются в гобелен, рассказывающий историю, и малое становится великим. Бесконечным.
Еще ребенком, живя в Шалоте, я научилась менять цвет нитей, чтобы картина вышла полной, застывшей во времени, но теперь я использую лишь белые. Магические нити блестят, подобно опалам, в свете полуденного солнца, попадающего в мою комнату сквозь огромное окно.
Снаружи о расшатанную скалу, на которой высится мой дом, бьются волны, коронованные жемчужной пеной. Они впиваются в берега Авалона с рокотом, который я слышу даже здесь, внутри, но это ничего. Их ритм успокаивает мой разум, делает его мягким, пустым и податливым – идеальным для магии, текущей во мне от пальцев до пят.
Не отрываю взгляда от нитей, смотрю, как они свиваются вместе, слушаю шум волн и гоню прочь все мысли, чтобы не осталось ничего, кроме меня самой, – ни Авалона, ни моих друзей, ни прошлого, ни изогнутых линий будущего, похожих на трещины на стекле. Только я. Только здесь.
Белизна ширится и изменяется, по ее блистающей поверхности словно пробегают тени. Нити под моими пальцами тихонько вибрируют и светятся. Что-то изменилось. Я чувствую это и в своем теле тоже: что-то неназываемое тянет меня за кожу, сверкает внутри головы, грозясь опрокинуть меня прямиком в то видение, которое для меня приготовило.
За последние десять лет у меня было немало видений – сотни, может быть даже тысячи, – но я все равно никак не могу привыкнуть к этому чувству: что на мгновение и мое тело, и мой разум перестают мне принадлежать.
Я выныриваю из видения на звук – кто-то стучит в дверь. Пальцы замирают над белым шелком нитей. Я снова становлюсь собой, и мир вокруг оглушает своей резкостью, яркостью… реальностью.
Поднимаю взгляд, даю ему время сфокусироваться и понимаю: он стоит за окном, костяшки пальцев все еще прижаты к стеклу, на полных губах – хитрая улыбка. В свете авалонского солнца его кожа кажется золотой.
– Ну же, Шалот. – Из-за разделяющего нас стекла его плохо слышно.
Он кивает в сторону пляжа, и его черные волосы блестят на солнце. За ним стоят еще трое – все явно хотят, чтобы я к ним присоединилась и провела день у моря, наслаждаясь солнцем и водой.
– Такой хороший день, а ты под крышей торчишь.
Каждый день на Авалоне – слишком хорош, чтобы проводить его в здании. Но у меня особо нет выбора.
Это я и хочу ответить, но изо рта выпадает:
– Дайте мне час.
Он щурится – в зелени его глаз я вижу, что он не поверил, – а потом пожимает плечами, отворачивается и как бы невзначай опускает руку на гарду висящего у бедра меча. Он возвращается к друзьям, и все машут мне в знак приветствия. Я отвечаю тем же.
«Ты тратишь слишком много сил, – выговаривает мне Нимуэ всякий раз, когда находит меня здесь по утрам, и я пытаюсь сфокусировать на ней расплывающийся взгляд. – Так провидцы и сходят с ума».
Но иногда мне кажется, что с ума я сойду, если надолго отойду от станка. Пророчества удерживают меня над бездной безумия.
Я провожаю друзей взглядом, и у меня перехватывает дыхание. Артур и Гвиневра держатся за руки. Я не вижу его лица, но знаю: оно пунцовое – рядом с Гвен иначе никак. Моргана склоняется к его уху и что-то шепчет, Артур тут же легонько пихает ее в плечо, и она смеется – иссиня-черные волосы закрывают
Информация актуальна для США. В России подобную помощь оказывает, например, «Центр экстренной психологической помощи МЧС России». –