Овертайм. Вячеслав Александрович Фетисов
контракт именно в тот день. В «Совинтерспорте» точно не знали, когда будет награждение, поэтому Ламарелло сидел пять дней в Москве, все переговоры провел, вопрос для него был решен. Он был уверен, что с армией уже нет проблем. На суде и цифры назывались, которые были оговорены между «Нью-Джерси» и «Совинтерспортом» – больших денег лишил Виктор Васильевич Родину. Очень больших.
В тот же день я увидел и своего будущего генерального менеджера. Меня привезли из этого ресторанного кабинета прямо на Арбат, в «Совинтерспорт», я захожу к Галаеву весь в орденах, Лу не может понять, что это такое стоит перед ним, вроде как советский генерал из бондовского фильма, а мне говорят: «Вот твой менеджер из Нью-Джерси”. Кстати, когда меня повезли в «Совинтерспорт», ко мне в машину посадили человека из ЦСКА и он меня учил: «Ты скажи Ламарелло, что еще не готов». Я говорю: «Как же я не готов, когда я уже дал согласие?» – «Ну ты скажи, что дела затягиваются, что ты еще хочешь поиграть здесь, еще успеешь в «Нью-Джерси». И мне это все говорят?! Сразу после маленьких посиделок втроем!
Замечу, что, когда я вошел к Галаеву, я не мог по виду определить, кто в кабинете американец, потому что в это время совинтерспортовцы одевались будь здоров, не хуже любых миллионеров. И опять же, перед тем как меня с Лу познакомить, вижу, замешательство какое-то началось в «Совинтерспорте». Меня заводят то в один кабинет, то в другой. А Лу уже сидел в конференц-зале с переводчиками, объяснял, как он бизнес делает. Как я потом узнал, все это время его «душили», чтобы больше денег за меня подписать. Завели меня то ли к Галаеву, то ли к Никитину. Они тоже не поймут, что происходит, но команду, похоже, уже получили и начали меня просить, не желая выглядеть дураками, чтобы я сам отказался от поездки, что я, мол, не хочу сейчас играть в НХЛ. Я этого, конечно, Лу не говорил, но не знаю, что они ему переводили, потому что по-английски не понимал ни слова. Лу стал рассказывать что-то про мою будущую команду. Но для меня уже все там, на Ленинградском проспекте, оборвалось. По лицу Ламарелло я понял, что у него тоже происходящее вызывает какое-то недоумение. Он уже готов все подписать… а меня через пять минут после знакомства уводят, сажают в машину (я действительно опаздывал на самолет) и Лу объясняют: «Славе надо возвращаться к жене». На прощание, правда, мне сказали, что, когда я вернусь из отпуска, мы во всем разберемся.
Я приехал во Внуково с соответствующим настроением: орден Ленина на груди и нож в спине…
Сентябрь 1988 года. В то время сложно было что-то понять в закрутившейся интриге, потому что от человека в СССР мало что зависело. Как все было? Дали – взяли, взяли – дали. Я, когда вернулся из отпуска, заявил: «Тренироваться не буду». Меня вызывают в спорткомитет Министерства обороны. Вызывают в политуправление, таскают везде, где только можно. А для меня самое главное – уволиться. Мне обещают, что какое-то постановление правительства должно выйти буквально на днях.
Перед началом сезона ко мне подходит не сам Тихонов, а второй или третий тренер команды