Король Неверленда. Никки Сент Кроу
рахаешься.
А я прекрасно вру.
Продолжаю скакать на Энтони, он улыбается, а затем, дотянувшись, залепляет мне рот поцелуем..
Я ничего не чувствую. Всё тело тупо и глухо болит.
Мигрень пульсирует в голове за глазницами.
Я мертва внутри.
И мне охренительно скучно.
Остаётся лишь ждать момента, когда явится какая-то ожившая сказочка и наконец похитит меня.
С днём рождения, мать его.
Энтони застёгивает джинсы и отвозит меня домой.
Внедорожник мчится по моему району, я пялюсь в окно.
Вот он уже паркуется у бордюра, и я начинаю открывать дверцу, но Энтони хватает меня за руку и наклоняется за поцелуем.
Я нехотя отвечаю.
– Пойдёшь на вечеринку в выходные? – спрашивает он с большей надеждой, чем мне хотелось бы.
Девчонку, которая не прочь перепихнуться, всегда приглашают на вечеринки. На целую прорву вечеринок. Все они одинаковые, но это мне и нравится. В моей жизни было мало постоянных вещей.
– Напиши мне, – отвечаю я, потому что понятия не имею, где буду в эти выходные.
Сегодня мой восемнадцатый день рождения, и до меня все женщины в роду Дарлинг исчезали именно в эту дату.
Кто-то на сутки, кто-то на неделю или на месяц.
Но возвращались они уже сломленными, в разной степени невменяемости.
Я не хочу сходить с ума. Меня вполне устраивает быть такой, как сейчас. По большей части.
Стоит мне войти домой через заднюю дверь, как прямо передо мной внезапно появляется мама.
– Где ты была, Уинни? Я думала, он уже забрал тебя и… – Тут же она переключается на другую мысль, бежит к ближайшему окну и проверяет задвижку.
За работой она вечно бормочет себе под нос.
Пираты, и Потерянные Мальчишки, и феи.
И он.
Она не произносит его имени, пока бодрствует, но ночью иногда просыпается с криком.
Питер Пэн.
Мама лежала в психиатрической больнице семь раз. Говорят, она шизофреничка, как и бабушка, и прабабушка – и все женщины в семье Дарлинг до неё.
Фамильное безумие, передавшееся мне по наследству.
– Уинни! – Мама подбегает ко мне, хватает меня за запястья. Руки у неё костлявые, глаза широко распахнуты от испуга. – Уинни, что же ты творишь? Иди в комнату! – Она толкает меня вдоль коридора.
– Но пока ещё день. И я хочу есть.
– Я тебе принесу… когда он… ладно, слушай. – И вот она уже ослабила хватку и снова смотрит вдаль, хмурясь чему-то своему. У меня внутри всё сжимается.
Пожалуйста, ради всех богов мира, я не хочу закончить, как моя мать.
Она кричит на меня:
– Он уже близко!
– Я знаю, – обращаюсь к ней специальным успокаивающим голосом, – знаю, что он близко, но у тебя дом задраен лучше, чем бомбоубежище. Не думаю, что хоть кто-то сможет попасть сюда.
– О, Уинни, – у неё перехватывает дыхание. – Он может проникнуть куда угодно.
– Если он может проникнуть куда угодно, зачем запирать окна? Зачем оставаться в комнате?
Она запихивает меня за порог, игнорируя логические доводы.
«Особая комната», где я живу, – буквально произведение искусства, памятник кромешному ужасу. В грубых мазках краски на стенах читается безумие. Все стены расписаны руническими символами, у двери на наличнике знаки чуть ли не вытравлены.
Через каждый наш съёмный дом проходил целый строй так называемых ведьм, шаманов и жрецов вуду, и все они появлялись в нашей жизни, чтобы продать маме очередной секретный способ защититься от него.
У нас и так никогда не было денег, но мы спускали всё, что могли, вот на это.
– Я принесу тебе что-нибудь поесть, – решает мама. – Что ты хочешь?
– Да всё в порядке. Я могу…
– Нет! Я принесу. А ты останешься в комнате. Оставайся в комнате, Уинни!
Она убегает обратно в коридор, в своём лёгком развевающемся белом платье напоминая привидение. Через несколько секунд с кухни слышится грохот кастрюль и сковородок, хотя я абсолютно уверена, что у нас нет никакой еды, которую можно было бы положить в кастрюлю.
Это девятнадцатый дом, в котором мы поселились.
Я знаю количество мест проживания, которые мы сменили, но не могу вспомнить большинство из них. Когда множество разных стен сливается в одно невнятное пятно, трудно почувствовать себя как дома.
Мама объясняла, что думала сбить его – Питера Пэна – со следа нашими постоянными переездами. Мы путешествуем налегке. У меня есть две сумки с вещами и один сундук, доставшийся от прапрабабушки Венди. Внутри он меньше, чем снаружи, а по весу вдвое тяжелее, чем кажется.
Избавиться от него я не могу.
Сундук как будто