Кровавый меридиан, или Закатный багрянец на западе. Кормак Маккарти
они снова нахлобучили шляпы и побрели дальше. Собаки стояли там же хвост к хвосту. Чуть поодаль сидели еще две, чистые скелеты в потертых шкурах, поглядывали то на неразлучную парочку, то на удаляющихся под звон цепей арестантов. Все сверкало в знойном воздухе неярким блеском, все эти формы жизни, эти чудеса в миниатюре. Условные подобия, воссозданные с чужих слов, когда сами явления уже стерлись в памяти людской.
Он занял тюфяк между Тоудвайном и еще одним уроженцем Кентукки, ветераном войны. Тот вернулся за темноглазой возлюбленной, оставленной два года назад, когда отряд Донифана уходил на восток в Сальтильо и офицерам пришлось отгонять сотни юных девушек, которые шли за армией, одетые мальчиками. Теперь он, бывало, стоял в цепях на улице, одинокий и удивительно скромный, и смотрел куда-то поверх голов городских жителей. Вечерами этот симпатичный и немногословный вояка рассказывал о годах, проведенных на западе. Участник сражения при Миере[56], где бой шел, пока по керамическим водоотводам, канавам и желобам с azoteas[57] не потекла галлонами кровь, он рассказывал, как рассыпались от выстрелов хрупкие старинные испанские колокола, как он сидел, прислонившись к стене и вытянув на булыжную мостовую перед собой развороченную ногу, и прислушивался к затишью в стрельбе, как потом это затишье обернулось странной тишиной и в этой тишине нарастал басовитый грохот, который он принял за раскат грома, пока из-за угла не вылетело пушечное ядро, проскакало мимо по камням, словно укатившаяся миска, и исчезло из виду. Поведал он и о том, как они, отряд нерегулярных войск, шли в бой в лохмотьях и нижнем белье и как взяли Чиуауа, как сбежавшими солнцами катились, подпрыгивая, по траве пушечные ядра, отлитые из чистой меди, и как уклоняться или перешагивать через них научились даже лошади; как городские дамы в легких экипажах выезжали на холмы, устраивали пикники и наблюдали за битвой, и как по ночам, сидя у костров, солдаты слышали на равнине стоны и видели фонарь похоронной повозки, которая двигалась среди умирающих катафалком с того света.
Смелости им не занимать, рассказывал ветеран, но воевать не умеют. Выберут одну позицию и держатся. Слыхали, наверно, что их якобы находили прикованными к сошникам пушек, передкам? Если и правда, мне такого видеть не приходилось. Мы из их орудий порох набирали. Ворота подрывать. Видок у этих вояк был – что твои крысы ободранные. Не знал, что мексиканцы бывают такие белые. На колени перед нами бросались, ноги целовали – чего только не вытворяли. Старина Билл их просто отпускал с Богом. Он и не представлял, черт возьми, на что они способны. Велел только, чтоб не воровали. Ну а они уж тащили все, что под руку попадет. Он как-то приказал выпороть парочку, те и загнулись через это, а на следующий день сбежала еще одна шайка, несколько мулов с собой прихватила, тогда Билл взял и повесил этих болванов. Отчего они тоже преставились. Вот чего не думал не гадал, так это что сам тут окажусь.
Они сидели при свече, скрестив ноги, и ели пальцами из глиняных плошек. Малец, ковыряясь в миске, поднял голову.
Это чего?
Первоклассное бычье мясо, сынок. С корриды. Только в воскресенье вечером
Во время конфликта Мексики с Республикой Техас у городка Миер близ реки Рио-Гранде 23 декабря 1842 г. произошло 24-часовое сражение, в котором мексиканцы потеряли около 800 человек.
Дом с плоской крышей