Эпоха Регентства. Любовные интриги при британском дворе. Фелицити Дэй
нтства, однако, памятуя о том, как сильно все может измениться даже за одно десятилетие, мною предприняты всяческие усилия ограничиться рассмотрением двадцатилетнего периода с 1800 по 1820 годы.
Для единообразия будущий Георг IV в тексте везде именуется принцем-регентом даже там, где речь идет о более ранних годах, когда de facto он еще титуловался принцем Уэльским.
О ЦИТАТАХ ИЗ МАТЕРИАЛОВ ЭПОХИ РЕГЕНТСТВА
Во всех цитатах сохранены орфография и пунктуация, как в первоисточниках, однако для понятности и удобочитаемости некоторые не самые очевидные современному читателю сокращения дополнены расшифровкой в квадратных скобках.
Введение
«Лондон таким унылым прежде не знала», – жаловалась в письме сыну недовольная обитательница особняка на Гровенор-сквер [1] в конце марта 1810 года. Улицы и площади Вест-Энда к тому времени, вероятно, начали пробуждаться от зимней спячки, наполняться громыханием колес карет и угольных фургонов, мерным стуком медных дверных молотков и криками слуг. Все эти звуки свидетельствовали о том, что богатые лондонцы вернулись в город, а главные торговые артерии снова закипели жизнью и показами мод нового сезона. И приглашения на первые домашние приемы и светские сборища наверняка уже красовались на каминных полках. Но чего-то явно недоставало. «До сих пор не слышно ни об одной партии, – жаловалась она, – флирт все никак не начнется».
Для леди Спенсер-Стэнхоуп именно романтика была биением вихря сезона светской жизни эпохи Регентства; этим она, по сути, стала и для всего этого исторического периода. Буквально все – от взахлеб читаемых романов до лощеных костюмированных драм – преподносило романтику и Регентство естественной, идеальной и неразлучной парой. Подумайте только о кратком отрезке времени с начала XIX века по смерть Георга IV в 1830 году, когда прозой Джейн Остин зачитывалось первое поколение ее читателей, в моде были платья в стиле ампир, а по всей стране разносился стук колес почтовых дилижансов, а не поездов, тогда первыми вам на ум придут, вероятно, мысли не о войнах в Европе и Америке и не о растущем бурлении яростных призывов к политическим реформам, а о романтике.
Бесспорно, есть нечто бесконечно притягательное – и даже заветное – в ухаживаниях той поры: когда правила помолвки были ясны; когда флирт подразумевал мимолетные соприкосновения ладоней, долгие взгляды и встречи глазами через весь танцевальный зал; когда одиночки отправлялись на поиск не случайных знакомств, а спутников жизни.
Залитые светом сверкающие бальные залы, в которых они общались, создают идиллический фон для романтической сюжетной линии.
Однако же романтические образы эпохи Регентства – будь то на бумаге или на экране, современные или классические, – порою выглядят плодами чистой фантазии. Героини все как на подбор – смелые, независимые и уверенные в себе красавицы. Они уповают встретить любимого и обретают его, даже будучи бесприданницами. Строгие нормы и условности высшего общества им не преграда. И «суженые» им обычно достаются из числа светлейших и достойнейших, так что все заботы о будущем у этих дам часто развеиваются навсегда прямо под звон свадебных колоколов.
Но каково это было в действительности – отправиться на поиски любви в эпоху Регентства? Что реально означало замужество? И не слишком ли далеки от истины так полюбившиеся нам сказки о приятных во всех отношениях свободомыслящих героях и героинях, преисполненных силы духа?
«Эпоха Регентства. Любовные интриги при британском дворе» стали результатом поиска ответов на эти вопросы, за которым мы отправились не только в парадные гостиные, а по реальным бальным залам и будуарам тех лет, описанным так, как они есть, теми, кто обитал там, чтобы правдиво и без прикрас рассказать истории жизни и любви женщин эпохи Регентства.
На страницах книги, в общем и целом, отражен опыт лишь тех, чьи семьи жили в разъездах между фамильными загородными имениями и внушительными особняками в Лондоне; чьи имена и титулы служили пропуском как в королевские дворцы, так и в элитные клубы Альмака; чьих чистых доходов с лихвой хватало на любые прихоти – от оперных лож до рессорных ландо и от экстравагантных балов до приглянувшихся на модных показах первых образцов. Они и только они задавали ритм и правила того мира, который по праву почитали за собственность, и того образа жизни, который зачаровывал даже современников, становясь излюбленной темой сатирических памфлетов и шаржей, а главное – нескончаемых светских хроник в печатных изданиях, отводивших полосы и полосы под освещение их шумных вечеринок и многообещающих флиртов, тайных измен и громких супружеских дрязг.
Именно богатство материала делает дам высшего света естественным центром внимания любой книги подобного рода. Ведь помимо газетных отчетов все они благодаря своей состоятельности оставили обширное эпистолярное наследие, располагая временем и средствами без конца обмениваться длинными письмами, которые на удивление хорошо сохранились в семейных архивах, а также вести дневники и писать мемуары, которые их потомки в предвоенные годы с энтузиазмом публиковали. Таким образом, хотя нравы и обычаи, взгляды и ожидания жен и матерей
Топонимы и имена собственные даются в переводе в общепринятом или ближайшем к оригинальному звучанию написании. –