Ревность волхвов. Анна и Сергей Литвиновы
показали, что пятнадцать минут назад, пока я еще был в бане, кто-то открывал текст моего дневника. Ну, Кеша-бухгалтер!.. Ну, сволочь!
Вопрос: для чего ему понадобился мой журнал? Довольно глупо, но мне почему-то сразу представилось, что товарищ хочет узнать, как далеко зашли мои отношения с Лесей. Но зачем? Я тут же отбросил эту мысль как бредовую.
А может, его интересовали результаты нашего с Лесей осмотра места происшествия? Однако о своем походе мы никому не докладывали. Как Иннокентий узнал о нашем частном следствии? И почему оно ему интересно? Значит, он замешан в происшедшем?
Чтобы ни ему, ни кому бы то еще неповадно было, я немедленно запаролил – сложным двенадцатизначным кодом – вход в свой ноутбук.
Что за мерзавец! Я долго кипел, а потом стал раздумывать: не устроить ли мне (с помощью моего друга Саньки в качестве силовой поддержки) допрос бухгалтера с пристрастием? Два вопроса ему точно можно задать: что ему понадобилось в моем компьютере? А главное, какова его роль в сегодняшнем происшествии – обрушении валуна на Вадима и Женю?
Только моя послебанная и предновогодняя расслабленность спасли Иннокентия от жестокой расправы. Я решил не портить себе настроение в преддверии боя курантов и отложить терку-разборку на будущий год.
…Около десяти вечера по местному времени все, принаряженные, собрались за столом в нашем коттедже. Женю Горелову принесли на руках из соседнего домика Петя и Родион. Приковылял из своей комнаты Вадим. Он по-хозяйски занял место во главе стола. Рядом притулилась его Настя – а одесную от него вдруг оказалась Стелла, которая немедленно стала оказывать Сухарову знаки внимания: подкладывала салатики, подливала напитки. Поведение девушки не слишком, видимо, нравилось Вадимовой супруге, однако та, как истинная леди, умело скрывала свои чувства. Зато Родиону, импозантному Стеллиному мужу, поведение благоверной было абсолютно по фигу. Он даже не смотрел в ее сторону и за все время торжественного ужина не сказал ей ни слова.
Однако я заметил, что Стелла совсем небезразлична лысому бухгалтеру Кеше. Он украдкой метал в ее сторону взоры, в коих можно было разглядеть и страсть, и мольбу. Сии взоры видела, разумеется, и супружница Иннокентия – Валентина. Она сидела вся вытянутая, презлющая, постоянно дергала супруга, противным голосом отдавая команды: «Положи мне то, налей мне это». Но в какой-то момент, похоже, решила переменить тактику и стала вдруг оказывать знаки внимания… мне! С милой улыбкой (похожей на гримасу зубной боли) она затеяла со мной непринужденный тейбл-ток: давно ли я вожу машину, как долго знаком с Александром и нравится ли мне страна Суоми. Игривости в Валентине было не более, чем в мороженой путассу, и я отвечал ей односложно, предпочитая, разумеется, общество сидящей рядом со мной Леси. Зато Иннокентий, помимо знаков внимания Стелле, исподволь бросал на меня взгляды, преисполненные самой настоящей ненависти, – и мне оставалось только гадать, чем я ее заслужил: только ли тем, что поддерживаю разговор с его вдруг воспылавшей ко мне женой?
Словом,