Разбойничья злая луна. Евгений Лукин
Что же ты, не знал этого раньше? Что оставляешь здесь одни долги – не знал? Или что обкрадывал не только себя, но и других? Виталик, сопляк, молился на тебя. Вот ты и оставил заместителя в его лице, вылепил по образу и подобию своему…»
«Ёжик» покрутился на верхней ступеньке, в комнату войти не решился, упал в траву и сгинул. Закопался, наверное.
Андрей поднялся и подошёл к «окошку».
А что, если наведаться туда прямо сейчас? Пока никого нет. Страшновато? Кажется, да.
«В конце концов, должен же я убедиться… – подхлестнул он себя. – А то сложу стенку, и выяснится, что туда можно только руку просовывать да камушки кидать… Кстати, камушек надо вынуть. Нашёл что бросить, идиот!»
Андрей присел на корточки и некоторое время рассматривал овал синего неба. Потом осторожно приблизил к нему лицо, и волосы коснулись невидимой плёнки.
Он отодвинулся и тревожно осмотрел руку. Вроде без последствий… Хотя одно дело рука, а другое – мозг. Где-то он что-то похожее читал: кто-то куда-то сунулся головой, в какое-то там мощное магнитное поле, – и готово дело: вся информация в мозгу стёрта. И отпрянешь ты от этой дыры уже не Андреем Скляровым, а пускающим пузыри идиотом…
Сердце билось всё сильнее и сильнее. Андрей не стал дожидаться, когда придёт настоящий страх, и рывком подался вперёд и вверх. Щекотное кольцо скользнуло по черепу и сомкнулось на шее, но это уже была ерунда, уже ясно было, что оно безвредно. Андрей выпрямился, прорываясь навстречу звукам, солнцу, навстречу тёплому степному ветру.
И возник звук. Он был страшен.
– А-а-а!.. – на одной ноте отчаянно и тоскливо кричало что-то. Именно что-то. Человек не смог бы с таким одинаковым невыносимым отчаянием, не переводя дыхания, тянуть и тянуть крик.
Глаза у Андрея были плотно зажмурены, как у неопытного пловца под водой, и ему пришлось сделать усилие, чтобы открыть их. Он увидел жуткое серое небо – не мглистое, а просто серое, с тусклым белым солнцем.
В лицо ударил ветер, насыщенный песком. Песок был везде, тоже серый; он лежал до самого горизонта, до изгиба пересохшего русла реки. А посередине этой невозможной, словно выдуманной злобным ипохондриком пустыни торчало огромное, оплавленное и расколотое трещиной почти до фундамента здание, похожее на мрачную абстрактную скульптуру.
Наверху из трещины клубилась варварски вывернутая арматура. И какая-то одна проволока в ней звучала – тянула это односложное высокое «а-а-а!..», и крик не прекращался, потому что ветер шёл со стороны пересохшего русла ровно и мощно.
Наконец Андрей почувствовал ужас: показалось, что мягкая невидимая горловина, охватывающая плечи, сначала незаметно, а потом всё явственней начала засасывать его, стремясь вытолкнуть туда – на серый, обструганный ветром песок.
Он рванулся, как из капкана, с треском влетел спиной в фанерные обломки, расшиб плечо.
…А там, среди летней жёлто-серебристо-зелёной степи, снова стоял игрушечный коттеджик на металлической лапе и высокая трава мела по нижней ступеньке висячего