Ультрафен. Книга 2. Александр Леонидович Миронов
загоревшее от волнения лицо.
– А может, зря я паникую? – спросил он вслух. – Мало ли о чём человек мог заговорить и случайно по теме? А раскрутить так быстро этого фашиста – это ведь тоже не сразу осознаешь.
Анатолий посмотрел на часы. Ну, что же ты, Светик?.. Обернулся и посмотрел на телефон, словно тот был виноват в молчании.
"Кстати, нужно позвонить Шпарёвым. Может у них что-нибудь об отце есть?" – подумал он и поймал себя на мысли, что подумал о Шпарёве никак, о муже Юлии Петровны, или вообще, как о разыскиваемом, как о постороннем человеке, а как об отце Анечки. Как о близком человеке и ему. Анатолий усмехнулся, поймав себя на тайне и неосуществимой мысли.
Прошёл к шкафу, открыл его и посмотрел на себя в зеркало, прикреплённое к дверце. Та-ак, а что? – ничего местами, где моль не побила. Но, однако же… детской свежести не наблюдается. А если ещё год-два? Ей-то они на пользу, а вам, Анатолий Максимович… Уголок губ дёрнулся в ироничной усмешке, и он закрыл шкаф.
– Глупости всё это, Анатолий Максимович, глупости, – проговорил он, не то, убеждаясь сам, не то, убеждая кого-то.
Зазвонил телефон. Анатолий поспешил к нему. Услышал голос Прокудина.
– Ты ещё не ушёл? – спросил он.
– Да нет. Дело по Заичкину заканчиваю.
– И надолго.
– Да думаю ещё на часик призадержусь.
– Ну ладно. Тогда – пока.
Анатолий положил трубку, побарабанил в задумчивости по телефону пальцами. Где же ты, моя Сулико?..
Ну, что же, пока есть время, посидим над Заичкиным. Открыл сейф и достал из него папку, бросил её на стол.
Раскрыв дело наткнулся на первый лист, исписанный почерком Светланы, и позавидовал о том, что не умеет так красиво и ровно писать: буковка к буковке, строчки, словно по линеечке очерчены, хотя бумага писчая, нелинованная, и каждая буковка имеет определённый чёткий наклон и размер. И невольно улыбнулся: отличница!
На следующих страницах пошла писанина Михалева – её хотелось скомкать и выбросить, даже стыдно рядом положить…
Он углубился в прочтение протокола и в размышления по нему.
Незаметно прошли полчаса. Анатолий встал, походил по кабинету, поразмялся, лёг грудью на подоконник на руки, сделал с десяток отжиманий, поприседал и вдруг пошёл в присядку под "камаринского" от окна до двери, сам себе аккомпанируя на губах.
У двери вскочил на ноги и, как артист на сцене, сделал заключительное па: притопнул ногой и вскинул над собой руку. И рассмеялся. Вот, где таланты пропадают!
Плясать он немного мог, отец научил, и если бы сейчас эти танцы культивировались в народе, то его способности, разумеется, развились бы, но, к сожалению, от русских танцев мы далеко ушли и не совсем вперёд, а в эру папуасов и питекантропов. Эх-хе, с сожалением вздохнул Анатолий и вновь сел за стол. Ну что она не звонит?!.
Прошло ещё полчаса, и он не выдержал. Ждать не было сил. Теперь уже желудок не давал сидеть на месте. Уже не есть, а просто жрать хотелось и со страшной силой.
Все, хватит, натерпелись! Он закрыл папку в сейф, забрал