Ком глистов. Алексей Немоляев
в себя, и чувствует, и радуется этому, и заходится смехом, потому что ей надо как-то высвобождать зацикленную энергию. Все кипит все млеет хочет высказаться. И еще у нее много других мыслей. Например, о том, как хорошо проснуться утром и выйти на лужайку перед домом, прямо так, босиком, вдохнуть свежий холодной воздух, летнее утро, хорошо, хорошо, и легкий ветер бороздит волны длинных волос, расправляет крылья, и летит, летит над крышами, над прямыми стрелами улиц, над макушками сосен, вечных зеленых сосен, и летит, и летит, прямо как сама бездна, бездна это женщина, которая ничего не хочет, просто живет и наслаждается текущим моментом, и ветром, и холодной росой, и небольшим домом за спиной. Глубокий вдох. Тишина. Перед началом самого длинного дня во вселенной. И ничего больше нет. Вся правда лежит перед ней.
Я засыпаю. И слышу, как мои мысли пересекаются с мыслями бездны. Плеск уходящей волны. Я океан, я океан, первичный бульон, первичный самец и первичная женщина, которые делают дело и все такое, космическое дело.
Я почти уснул, и сны мои были полны одиночества. Есть такие места, в глубинах леса, куда не заходят даже самые отважные путники. Они слышали истории, далеко, в детстве, зарывшись под одеяло, замкнув от страха, от липкого непонимания, где я, что я, зачем я, маленькое тело хочет просто хочет покоя хочет уснуть хотя куда ему еще засыпать если оно уже спит… спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спит спи мой мальчик спи мой хороший маленький организм
он видит видит ли он сны в пересечении иступленном возгласе по-отечески вскинутой голове глаза которой горят красным видит ли он глубокий лес в котором еще глубже запрятан склеп запрятан глубоко глубоко в котором сокровища позабыты потеряны похоронены под толстым пластом времени лет столетий тысячелетий сокровища несметны но нереальны да и зачем они в реальности если до них никому не добраться а кто добирается до них тот уже изменен на атомном уровне совсем не тот кто собирался в путь не тот кого обнимали дворовые девки прежде чем отпустить его на волю в это ужасное путешествие в один конец он уже другой и знает это он никогда не вернется никогда никогда не вернется и память о нем мгновенно выпарится из умов всех ныне живущих да и из его памяти все ныне живущие тоже будут выпарены как и встарь как только его костлявые пальцы касаются проклятого золота и сопли слюни стекают исподлобья и глаза ничего больше не видят кроме экспансии золотого пространства в котором много света много броского удовольствия много того чего так хочется от жизни не жить а наслаждаться жизнью никогда не наслаждаться жизнью всегда ею наслаждаться и стоять перед огромным дубом под огромным небом под чистым небом отсутствие суеты нет никакой шерсти во рту и нет ничего более размашистого чем это чувство неведомой свободы свободы от свободы от самой свободы потому что пальцы жаждут сжимать тягучей кровью эту золотую тетиву на которую наложена