.

      когда мы все умрем (читай «уйдем»,

      чтоб бренным словом ближних не коробить),

      мы золотистым выпадем дождем,

      как книжники, блаженные, пророки

      нас встретит вход в душистый вертоград

      и «шель захав» споет в хрустальных латах

      хор всадников – из всех земных утрат,

      здесь всякой только бесконечно рады

      раскроются янтарные врата,

      и мы вольемся золотым потоком

      в покой, где потрясает чистота

      цветных жилищ, покатых крыш и окон,

      где шмель над клумбой вышним звуком чист,

      чисты деревьев помыслы и корни,

      и в каждого жильца запущен чип,

      чтоб он не знал ни коклюша, ни кори

      здесь не должно быть для тревог причин —

      с запасом сахар выдают и мыло,

      перчатки, маски: смерть есть карантин,

      не худший из того, что в жизни было

      пойдем, побродим напоследок,

      особо вдаль не уходя:

      будь в январе – могли б под снегом

      гулять без риска для себя

      еще ты помнишь январи-то?

      пар изо рта, бычки в снегу,

      под пневматические ритмы

      из темных баров – трубный гул

      во льду застывшее теченье

      дороги, выгнутой блесной,

      соединившей на сочельник

      фонарь с зажженною луной

      еще, ты помнишь, вьюга злилась

      днем на рекламные огни —

      и это все, скажи на милость,

      кому мешало в наши дни

      теперь весна – по списку как бы:

      грачи, ручьи и с яблонь дым…

      при этом не коснись руками

      ни в будни, ни по выходным

      пиши, дыши, не смея выйти,

      три запад, почеши восток,

      покуда срок земной не вытек,

      верней, покуда не истек

      сведи свой образ жизни трезвый

      к нулю, ведь знать давно пора,

      кто мажет ручки по подъездам

      коронавирусом с утра

      кто отмудохал наших старцев

      и гадко запер двери школ?

      живи, коль держишь ты дистанцию,

      но кто-то ведь с нее сошел

      счастливчик, поминая всуе,

      на