Кангюй. Бактрия. Марат Байпаков
этот человек. Прошу простить, тот аукцион, где повстречался с ним, – Стасипп избегает смотреть в сторону Аргея, – был так давно.
– Шесть дней назад, – уточняет деловито Тарип. – Досточтимое буле, я вёл аукцион по продаже дома Ореста. И я, в отличие от вас, Стасипп, прекрасно помню, что Аргей, сын Ореста, был именно в тех же самых сирийских регалиях, что и сейчас пред нами. Со мной были магистраты и чиновники, они свидетели торгов.
Суд вызывает чиновников, сопровождавших аукцион заброшенного дома. Трое должностных лиц, сменяя друг друга, точно описывают события того дня, подтверждают личности участвовавших и заверяют слова магистрата Тарипа. Стасипп молча выслушивает свидетельские показания. Судья, ведущий второе дело, встаёт.
– Буле обращается к ойкетам за разъяснениями их проступка в отношении проксена Сирии.
Жезл власти указует на раба справа. Раб встаёт на колени перед судом, с колен вещает медленно, тщательно подбирая слова:
– Мой господин Стасипп приказал мне и ещё двоим ойкетам, как и я, напасть на того важного господина в золотом венке. Нам дали дубинки. Когда я спросил Стасиппа: «Зачем нам дубинки?», он сказал: «Дабы хорошенько проучить владельца дома», который ему не достался. Я возразил хозяину: «Справимся и кулаками в том нравоучении. Нас трое, а он один. Ни к чему нам оружие, ведь всем известно, дубинками можно серьёзно покалечить».
Стасипп гневно шипит на свою собственность. Раб испуганно замолкает.
– Продолжай, ойкет, говори правду, буле предоставит тебе законную для свидетеля защиту, ты сменишь хозяина после суда.
Раб набирается смелости, зло смотрит на Стасиппа, ему и отправляет проворно-многословно, округлив глаза от ненависти:
– А хозяин мне говорит: «Да пребудет ему, тому господину в золотом венке, долгой-предолгой боли, не сойдёт ему, македонянину проклятому, с рук мой убыток значительный. Добейтесь от него мольбы о пощаде. А не взмолится, можете забить обидчика моего хоть до самой лютой смерти. Бейте-бейте! Чем больше ему пребудет боли, тем лучше будет мне». Так приказал Стасипп. Истину говорю. Добавил, для чего, не знаю: «Ненавижу аристократов, нужен мне очень-очень дом старинный в аристократическом квартале, жить там мечтаю, а заполучу гражданство полиса, накажу меня звать аристократом». Крут нравом мой хозяин. Ослушайся я его, так он бы выпорол меня плетьми. Задаток дал нам за избиение того важного вельможи, по три обола серебром каждому из нас.
– Врёшь, мерзкий ойкет! – грозит Стасипп кулаком своему рабу. – Ты сам решился на ограбление невинного. – К суду милейшим тоном высказывается иное: – Подлый слуга подкуплен кем-то и оговаривает меня. Не платил ойкетам, не давал им дубинок, только их это преступные происки. Судьи, не верьте их словам.
Магистрат указывает жезлом на другого раба, израненного, в повязках. Ойкет встаёт на колени, складывает руки в мольбе.
– Прошу вас, милостивые магистраты, оградите меня от мести