Жизнь в России в эпоху войн и революций. Биографическая повесть. Книга первая: отец и моя жизнь с ним и без него до ВОВ и в конце ВОВ. 1928–1945 годы. Константин Прохоров
ему проживание по всей территории СССР. В очередной раз отец проявлял наивность, считая, что он действительно стал свободным. Он не знал и не мог учитывать, что уже тогда у милиции Москвы были свои ведомственные документы, инструкции и указания, в соответствии с которыми его, как бывшего ссыльного, потенциально опасного для власти, надлежало выдворять из Москвы за 101 км, как минимум.
Получив распоряжение милиции и уплатив штраф 25 руб лей (это приличная сумма по тем временам), отец поспешно покинул Москву, опасаясь более серьезных мер, и направился, как он пишет, на свою родину, т. е. в Малоярославец и может быть даже в деревню Пожарки. Изредка он посещал Москву по неотложным делам и меня, но тайком. Каждое его посещение грозило ему новыми доносами со стороны Цингова. Однажды в конце июля 1938 года милицию предупредил Цингов, что отец должен скоро появиться, и его встретил в квартире участковый с дворником (так тогда надлежало) и снова отвел его в милиции, где с него взяли подписку о выезде в 24 часа. Отец выполнил предписание и выехал в Малоярославец, взяв с собой меня и заперев комнату. Однако милиция извратила этот факт и утверждала в протоколе, что отец не выполнил предписание. Однако всё обошлось, благодаря тайной помощи сочувствующего паспортиста из милиции.
Когда отец со мной вернулся в Малоярославец, то решил, по совету упомянутого паспортиста, срочно временно прописаться там, но город и так был переполнен в это время дачниками, поэтому ему не удалось быстро там найти жилье и прописаться. К тому же собственники жилья боялись прописывать отца, как бывшего ссыльного, опасаясь неприятностей со стороны властей. Поэтому отец ютился со мной, где придется. В свою деревню к родителям он не мог отправиться, так как он в это время был занят частыми поездками в Москву для хлопот по устройству меня в музыкальную школу. В это же время отец ждал решения органов о снятии судимости и его уверяли, что всё в порядке, скоро будет положительное решение. Однако время шло и ничего не менялось.
В это время отца постигло ещё одно несчастье. В магазине из заднего кармана брюк у него украли паспорт, думая, что это деньги, а также мою метрику и другие документы. Таким образом, он был вообще лишен возможности где-нибудь прописаться, работать, вести какие-либо дела. Он обратился в стол находок, но безрезультатно. Положение его осложнилось. Осталась одна возможность – устроиться на работу в Москве. Только 29 августа 1939 года отцу была выдана путевка на работу в Московских музыкальных курсах для взрослых при Моссовете. 31 августа отец был зачислен на работу директором Музыкальных курсов и заведующим учебной частью и получил удостоверение о работе в Москве. Всё как будто налаживалось. Органы по трудоустройству ему сказали, что дальше ему нужно обратиться в милицию, чтобы там оформили на него паспорт и временно прописали в комнате сына.
Здесь мной был подмечен интересный момент, характерный для того времени – всевластие органов правопорядка нижнего уровня на местах. Они, руководствуясь своими интересами, могли