Anotherland. Ольга Цой
их родину от оккупантов. А что с ними стало? От них просто избавились. Высшие чины расстреляли, остальных отправили в лагеря. Моего старшего брата, как и многих других студентов, срочно вызвали из столицы, где они обучались на учителей, инженеров и докторов. Сейчас они все в этом поезде. Почему у нас тогда не открылись глаза? Почему мы не поняли, куда всё шло? И как после всего вы можете продолжать оставаться на их стороне и позволять увозить нас, словно скот, неизвестно куда?
– Я на своей стороне, – цыкнул третий собеседник на молодого. – Даже если бы глаза открылись, то ничего нельзя было сделать. Старики и дети не могут подняться с оружием, даже те, у кого есть опыт партизанской борьбы.
– В этом мире, как бы человек ни старался, невозможно достичь равенства и свободы. Истинная свобода возможна только в Господе, – почти шёпотом возразил четвёртый.
– Истинная свобода, говоришь? Не за неё ли ваш пастор загремел, да так и сгнил в лагере? Нет, такая свобода мне не нужна. Я ещё хочу пожить. Старик же сказал, что для нас сейчас главное – это выжить, чего бы это нам ни стоило, – сказал третий.
– Пастор пострадал за верность Господу, за то, что почитал наивысшим приоритетом Его, а не людскую власть. А подстраивание под меняющиеся правила новых господ не приносит добра. Вот вы, дядюшка, говорили о наших родителях. Вспомните, что сначала власть была рада нам, ведь с нами сей безлюдный и необработанный край стал заселён, обжит и благоустроен. Когда местные не хотели ехать сюда, наших родителей встретили с распростёртыми объятиями, выделили наделы, льготы. Но потом ветер переменился, и власти начали всячески сдерживать приток переселенцев. Правители приходят и уходят, принимают одни законы, затем их отменяют и возвращают первые, а Бог – Предвечный и Неизменный. Нельзя служить двум господам сразу: или одного будешь ненавидеть, а второго любить; или одному усердствовать, а о другом нерадеть.
Позднее на станции одного из крупных городов назначение у поезда всё же появилось, но менялось несколько раз. Вторую половину дороги эшелон следовал по «стальному пути», возведённому семь лет назад, когда на смычке в местечке под названием Зеркальный ручей машинист – в прошлом пастух – провёл первый рабочий состав по всей магистрали. Паровоз через 30 лет будет установлен на почётную стоянку, а ещё через два десятка лет и вовсе продан в соседнюю страну на металлолом.
Мотор завёлся, пассажиры, измученные тридцатидневным путешествием, выдохнули и вдохнули – нужно продержаться хотя бы до следующей остановки – готовить еду, экономить воду, следить за вещами и особенно документами, делать всё, чтобы согреться, не заболеть и не угодить в кювет.
На подъезде к станции сутулый, заранее собрав нехитрые пожитки в заплечную сумку, резко бросился к выходу. Он ловко открыл дверь и выпрыгнул, угодив в снежный сугроб, смягчивший падение. Дети смотрели вслед бывшему пассажиру, пока тот, хромая, удалялся от железной дороги в сторону