Элиза и Беатриче. История одной дружбы. Сильвия Аваллоне
какие? Что там было, на другой половине?
– Мы почти одинаковые, – заключила Беатриче, сильнее сжав мою руку. Потом повернулась ко мне: – Ты порвала плеву? Я сама пробовала, но не получилось.
– Как пробовала?
– Тампоном сестры.
Тот факт, что у нас обеих внутри было это неизведанное, отгороженное пространство, проблема, требующая скорейшего разрешения (хоть и неясно зачем), вдруг приблизил меня к ней.
Я собиралась сказать ей, что это возможно, что в письме я наврала и мне еще только предстоит все изучить, что надо объединить усилия и стряхнуть с себя вот это, этот стыд. Лечь рядом, найти удобное положение, понять, как мы устроены. Я уже чуть было не предложила ей это – и вдруг мы услышали стук, и дверная ручка резко дернулась.
– Можно?
Мы подскочили на месте. Я в ужасе уставилась на ключ. Тот дрогнул, но устоял, спасая нас. Мы бросились к одежде, хватая трусы, напяливая их задом наперед.
– Секунду, секунду! – крикнула я отцу.
Носки, джинсы наизнанку, взрыв адреналина – как в тот раз, когда мы сбежали из «Розы Скарлет» с добычей на четыреста тридцать две тысячи лир. Вот так я себя чувствовала рядом с Беатриче. Ничьей дочерью. А значит, свободной. Собой.
Если подумать, то просто фантастикой кажется, как эти двое мгновенно нашли друг друга.
Отец до сих пор неустанно следит в интернете за успехами Беатриче. И я его понимаю: он ведь к ним причастен. Но он еще и упорно рассказывает о них мне, когда я ему звоню, а это уже раздражает. Мы друг от друга живем далеко, и у нас полно важных тем для обсуждения – например, его здоровье, – а он в итоге все равно съезжает в разговоре на Беатриче. Вчера она была в Токио, сегодня в Лондоне. Я теряю терпение, мы ругаемся. Я в очередной раз напоминаю ему: меня не интересуют ее идиотские разъезды, потому что мы больше не подруги. Упрекаю, что раньше он читал научную литературу, что-то умное, а теперь ударился в гламур. Ладно, сейчас надо успокоиться и вернуться опять в тот день.
Когда я наконец открыла ему и он смог просунуться в дверь с пакетами в руках, то увидел следующую картину: растрепанная Беатриче в юбке задом наперед, с двухметровыми ногами в мелкую сеточку. Наверное, его это смутило, а может, изумило. С теплотой в голосе он сказал очевидную ложь:
– Элиза много о тебе рассказывала. Добро пожаловать к нам.
– Здравствуйте, – кокетливо ответила Беатриче. – Знаете, а мне очень интересно все про компьютеры! Вы меня научите?
– Когда захочешь! – Он торжествующе поднял пакеты с покупками: – А пока вот – еда.
Думаю, это все интуиция, которой Беатриче всегда было не занимать, и моему отцу тоже. Они жили в будущем и не боялись перемен. А я со своей поэзией и дневником на замочке в четырнадцать лет уже спряталась от жизни. За словами, за бумагой. Сидела там внутри испуганно, настороженно и подглядывала за ними в щелочку. Такова уж моя участь.
– Дайте мне минуту и приходите на кухню.
Папа закрыл дверь, и Беатриче прокомментировала:
– Какой красавчик!
Хватит