Непокорный рыцарь. Софи Ларк

      Я торчу под этим «Сильверадо» уже три часа подряд, занимаясь своей самой нелюбимой деятельностью – вынимаю коробку передач. Это непростая, грязная и совершенно паршивая работа. И это еще в нормальных условиях. Я же делаю это в самый жаркий день лета.

      В нашей мастерской нет кондиционера, так что с меня ручьем льется пот, отчего руки становятся скользкими. К тому же по радио уже третий раз играет песня BTS ON, и я ни черта не могу с этим сделать.

      Наконец я избавляюсь от болтов и поперечины и готова вытащить коробку. Делать это нужно аккуратно, чтобы не повредить сцепление или гидротрансформатор.

      Коробка передач весит 146 фунтов[1], и это после того, как я слила все жидкости. Домкрат помогает мне удерживать ее, но я бы не отказалась от помощи своего отца. Он отрубился сразу после ужина. В последнее время папа сильно устает, и ему едва удавалось разлепить глаза, чтобы доесть свою тарелку спагетти.

      Я сказала, чтобы он шел спать, и обещала обо всем позаботиться.

      Я опускаю коробку передач на домкрат и выкатываю ее из-под пикапа. Затем я собираю все гайки и болты и складываю их в пакетики с этикетками, чтобы не потерять ничего важного.

      Это первое, чему научил меня отец в ремонтном деле, – быть организованной и щепетильной.

      «Это сложные механизмы. Ты сама должна быть как слаженный механизм. В нашем деле нет места ошибкам».

      Вытащив коробку передач, я решаю отпраздновать успех газировкой. Кондиционера у нас, может, и нет, но, по крайней мере, в холодильнике всегда прохладно.

      У моего отца автомастерская на Уэллс-стрит. Мы живем прямо над ней в маленькой двухкомнатной квартирке. Мы – это я, отец и младший брат Вик.

      Я поднимаюсь туда, вытирая руки о тряпку. Верхнюю часть спецовки я сняла, а футболка вся пропиталась потом. Еще она перепачкана всеми вытекающими из автомобиля жидкостями. Ну и к тому же просто грязная. В мастерской довольно пыльно.

      Мои руки настолько чумазые, что лишь два часа под душем и стальная губка смогут привести их в божеский вид. Масло въелось в каждую трещинку и линию на моей коже, а под ногтями вечная чернота. Обтерев руки, я убрала лишь малую часть грязи и все равно оставляю отпечатки пальцев на холодильнике.

      Я хватаю колу и открываю банку, на секунду прижав ее к щеке, прежде чем сделать несколько больших глотков.

      Из комнаты выходит разодетый Вик. Все его наряды гораздо уместнее смотрелись бы в музыкальных клипах – узкие джинсы, яркие рубашки, кроссовки, которые брат судорожно начищает зубной щеткой всякий раз, как заметит на них каплю грязи. На это уходят все его деньги, если они у него бывают.

      Я подавляю желание взъерошить его длинные лохматые волосы цвета карамели. Вику всего семнадцать – он на восемь лет младше меня. Часто я чувствую себя скорее его матерью, чем старшей сестрой. Наша настоящая мать оставила мальчика у нашего порога, когда ему было два с половиной года. Это был тощий малыш с глазищами вполлица и совершенно потрясающими ресницами (почему парням всегда достаются самые лучшие ресницы?). Никаких вещей и игрушек, кроме фигурки Человека-паука без одной ноги. Брат таскал ее за собой всюду, даже в ванную, и крепко сжимал по ночам. Я не знаю, где они жили раньше и кто его отец. Мой папа принял Вика, и с тех пор мы живем втроем.

      – Куда ты собираешься? – спрашиваю я.

      – Погулять с друзьями, – отвечает брат.

      – Какими друзьями?

      – Тито. Эндрю.

      – Что будете делать?

      – Не знаю. – Вик хватает себе колу и открывает банку. – Может быть, посмотрим кино.

      – Поздновато для кино.

      Сейчас 21:40. Не так уж много фильмов начинается после 22:00.

      Вик лишь пожимает плечами.

      – Не задерживайся допоздна, – говорю я.

      Брат закатывает глаза и направляется прочь из кухни.

      Я замечаю на нем новую пару кроссовок. По мне, так они совершенно нелепы – белые и массивные, с какими-то странными изогнутыми серыми полосками по бокам. Это баскетбольные кроссовки, но я сомневаюсь, что Вик собирается играть в них в баскетбол, – если только матч не проходит на Луне в 3000 году.

      Они выглядят дорого.

      – Где ты их взял? – Я жду ответ.

      Вик избегает моего взгляда.

      – Выменял у Эндрю на мои джорданы[2].

      Я знаю, когда мой брат врет. Ему никогда это не удавалось.

      – Ты же не украл их из магазина?

      – Нет! – с жаром отвечает он.

      – Хорошо бы это было так, Вик. Тебе почти восемнадцать, если из-за этого дерьма ты испортишь себе личное дело…

      – Я не крал их! – кричит брат. – Мне пора идти, а то опоздаю.

      Он перекидывает рюкзак через плечо и выходит, оставляя меня на кухне в одиночестве.

      Я хмуро допиваю газировку. Я люблю брата всем сердцем, но беспокоюсь за него. Вик тусит с