Подменыш. Красавец и уродина. Елена Булганова
которое отец и мать сами произносят в полном варианте лишь когда собираются ее хорошенько отругать?! Разве мало на свете нормальных человеческих имен?
– Хм, – сказал учитель, посмотрел на нее в упор – и тут же сдернул с носа очки и принялся протирать их тряпкой для доски, пока стекла не сделались абсолютно белыми и непрозрачными. – Красивое… имя. Садитесь-ка для начала во-он туда.
И длинным пальцем с желтым ногтем указал ей направление: вторая парта в среднем ряду. Там вольготно устроилась симпатичная девица с круглым сонным лицом, она разложила локти на всю парту и, кажется, уже собиралась уронить голову на руки и немного вздремнуть. Но, услышав слова учителя, встрепенулась и завопила:
– Виктор Иванович, вы что?! Я не буду с ней сидеть, с этой ур… с этой Иветтой вашей! Это место вообще занято, здесь Лора Аникеева сидит, забыли? Что, нельзя уже и опоздать немного в первый день?
– Да успокойся, Иванова, хватит качать права! – поморщился от крика и замахал на нее руками классный руководитель. – Ты просто боишься, что новенькая не будет тебе подсказывать на уроках, как твоя недисциплинированная соседка. А зря боишься, между прочим, Иветта Громова прекрасно учится и по всем показателям идет на медаль. Не помешала бы тебе такая соседка, а, Маргарита?
– Еще бы, – парировала Иванова. – Будь я на ее месте, то уже давно бы школу с двумя медалями закончила. Досрочно. И сидела дома, чтобы зря людей не пугать.
– Ну как тебе не стыдно, Иванова? – вздохнул учитель.
В этот момент с мальчишеский голос с дальней парты прокричал:
– Виктор Иванович, а вы посадите ее к Шварцу! Гляньте, они же с ним похожи, как родные брат и сестра. Может, родственники?
– И правда, – оживился физик. – А садись-ка ты, Громова, пока к нашему Борису. Хотя бы списывать друг у дружки не станете.
И потыкал рукой в направлении третьей парты в крайнем ряду, у стены. Там сидел в одиночестве черноволосый растрепанный парень и старательно писал что-то в тетрадке, на происходящее в классе он не обращал ни малейшего внимания. На Вету, когда она подошла к парте, посмотрел сквозь толстенные стекла очков удивленно, будто недоумевая, откуда она вообще тут взялась. Потом неохотно снял с соседнего стула свой рюкзак – и снова уткнулся носом в тетрадь.
Вета, не поднимая глаз, плюхнулась на стул и окаменела. Только бы больше ничем не привлечь к себе внимания! Вместо первого урока был классный час, быстро превратившийся в горячее обсуждение подготовки к ЕГЭ, грядущих олимпиад и прочих учебных дел.
Минут десять спустя девочка осмелилась оглядеться по сторонам. Посмотрела направо – вот ужас-то! Через проход от ее места в стену была вмонтирована раковина, над которой висело треснувшее посередине квадратное зеркало. Небольшое, но Вете хватило, чтобы разглядеть свое лицо: почти сросшиеся над переносицей брови, такие густые, что их бесполезно выщипывать, тонкий острый нос и до сих пор пылающие щеки. Глаза, правда, большие и яркие, с красиво приподнятыми внешними уголками, но их почти не разглядеть за очками