Четыре. Сергей Козлов
вот ограничения. Государство стало детей защищать. Но больных – с целью дорогостоящего лечения – можно.
– А все эти фонды… Ну, по телевизору… Ну… деньги собирают? – Мне нужно было переварить этот яд. Или – этот ад?
– Фондов – несколько, детей – тысячи, – вразумил меня Василий Абдурахманович.
Когда мы уже пили чай, приехал Николай Петрович. Он прибыл с замечательной идеей. Чтобы высказать ее не при Насте, он пригласил меня и Василия Абдурахмановича на перекур на улицу, хотя сам не курил. Там же сразу поделился:
– Я предлагаю обострение!
– У Насти? – догадался я.
– Конечно, мы положим ее на время в больницу. Я… – он перешел на хриплый шепот, – я обеспечу нужные анализы несмотря на то, что сейчас они более чем удовлетворительные. Это позволит нам выиграть время. Мне нужно пару дней…
– Но как бороться с органами опеки? Если им уже заплачено, а доказать мы ничего не можем? – усомнился я.
– У меня тоже есть связи, я их включу, – задумчиво сказал директор детдома, точно именно в этот момент он нащупывал в своем сознании эти самые связи. – Давайте так. Вы можете уехать куда-нибудь хотя бы до завтра, пока Николай Петрович всё подготовит в больнице?
Я тоже включил все возможные связи в своей голове:
– Да, у моего друга есть квартира в старом доме, где нас никто не найдет.
– Вот! Я вас не нашел, сегодня… Еще бы свидетеля…
– Есть такой человек. Наша соседка. Ее зовут Гертруда Ивановна, мы прямо сейчас к ней зайдем и всё объясним.
– А она поймет? – усомнился Николай Петрович.
– Она за больного ребенка армию остановит, – успокоил я. – И – она друг нашей семьи.
Я впервые произнес слово «семья» в том понимании, в каком его произносят по-настоящему семейные люди.
Гертруде Ивановне долго ничего объяснять не пришлось. Она не только всё быстро поняла, но и мгновенно наполнилась праведным гневом, который выразила явно ей не присущей, но выражающей, видимо, крайнюю степень ее ненависти фразой:
– Сталина на них нет!
Аглая, когда я призвал всех собраться, тоже не задавала лишних вопросов. Есть всё же женщины не из киносериалов, в которых правнучки Евы нелепым и наивным торможением подводят любое дело под провал. Чтобы не вызывать подозрений, мы оставили машину Аглаи на стоянке, а за нами приехал Слава Карпенко, который хоть тоже не задавал лишних вопросов, но то с явным непониманием смотрел на Настю, то с едва скрываемой ко мне завистью на Аглаю. «Богиня» – это единственное, что он мне шепнул уже на лестнице.
Дом, в котором мы решили укрыться, принадлежал моему богатому другу и однокурснику. Он отстоял его от сноса другими богатыми людьми, которые хотели построить на его месте очередную стеклянно-бетонную пустышку под офисы и магазины. Это был старый кирпичный дом, построенный еще в царские времена при одном из заводов, которого уже не было. Завод снесли, но вот с домом не получилось. Товарищ мой разрешил мне приезжать туда и жить сколько угодно. Для этого он держал свободной одну из реставрированных