Час скитаний. Алексей Доронин
порешим, – произнёс Волков-Колотун и поднял руку со сросшимися пальцами, в которой каким-то образом умел держать нож. – Пленных брать незачем. И так всё знаем.
В драке он этим ножом умел орудовать обеими руками, и здоровой, и… альтернативной.
– А заодно накажем этот клоповник, – выступил вперёд Григорьич; после пыток, которым подвергли его жену в санатории «Полухинский», он имел к ордынцам свои счёты. – Какого чёрта они их привечают, этих уродов?
– Нет, – отрезал Пустырник. – Нам нужна деревня как перевалочный пункт. Поэтому строго никаких казней, пыток и прочего веселья. Ты не знаешь здешних раскладов.
– Знать ничего не хочу, – упрямо твердил кузнец.
– Не знаешь, чем тут люди живут, – повторил Пустырник. – Одни, без защиты. Я не думаю, что они по своей воле этих тварей пригласили. Захару в Заринске надо было поддерживать с Кузнецово прочную связь. Держать тут пост и что-то типа фактории. Тогда мы… точнее, он – знали бы заранее о приходе армии СЧП. А может, и их цели бы знали.
– Ну, ты политик, блин, Евгений, – с уважением произнес бородатый специалист по металлам и надолго замолчал.
А Сашка задумался. Как ни любил он своего отца и деда, как ни берёг теперь память о них – но не мог не признавать, что в чём-то Пустырник был разумнее тех обоих. Наверно, из него получился бы хороший вождь.
«Мне это на хер не надо, – говаривал про власть сам Пустырник. – Ответственность… Тьфу. Хотелось иногда… взять ружжо, рюкзак, и катись оно всё колбасой! Пешком по дорогам – аж до самого Владика. И чтоб только ветер в лицо… Или до Питера. Или вообще в Гейропу. Правда ли, что там одни содомиты, или нормальные люди тоже есть? А то и через океан в Пиндосию. Нет. Не получилось бы из меня вождя».
Странный был человек дядя Женя. Интересные штуки отчебучивал.
Один раз, еще в Заринске, перед самой отправкой «Йети», он подстрелил за городом из «мелкашки» зайца, принёс его на площадь перед зданием Суда, да и бросил под ноги зевакам, которые безучастно наблюдали за сбором отряда, но сами ничем не помогали:
«Это вы».
Потом взял миску чечевичной каши и поставил рядом с тушкой. Добавил: «А это – ваша еда». Затем ободрал тушку, выпотрошил и ещё раз показал им: «А вот как с такими поступают!».
И сделал вид, что бросает тушку в кучку людей, среди которых, как Сашка знал, были те, кто остался не очень рад гостям из Прокопы и Киселёвки и считал именно их, а не пришедших из-за Урала, причиной своих бед. Как он определил, как вычислил их сборище? Чёрт его знает. Но это были не самые последние люди в городе.
Заринцы шарахнулись, чтобы кровь и потроха не запачкали одежду, а дядя Женя только расхохотался и пошёл своей дорогой во временный штаб отряда, неся под мышкой коробку с какой-то амуницией.
Другому бы морду набили, но его терпели и слушали даже те, кому он не нравился. Но и сам он ничего с ними не сделал за их взгляды. Хотя мог бы.
Было пять часов вечера, когда отряд вышел на позицию. Но небо затянули тучи,