Кость от костей. Кристина Генри
прохрипела Мэтти и застучала в дверь обеими руками.
Задвижка дребезжала, но дверь не поддавалась.
Со всей оставшейся силой Мэтти ударилась телом о дверь, выкрикивая имя мужа и все время думая: да как он мог? Как мог запереть дверь и бросить ее здесь?
Спал Уильям крепко и, возможно, не слышал, как Мэтти стучит, но она должна была его разбудить. Если не разбудит, придется ей всю ночь провести на поляне, а зверь рано или поздно выйдет из-за деревьев. Он не будет терпеть вечно.
А когда выйдет, разорвет ее, разберет по косточкам и подвесит на дереве вдоль тропы, ведущей в его пещеру. Утром Уильям найдет лишь алое пятно на снегу.
Как вокруг той лисицы, вот только почему зверь лисицу не забрал? Почему?
И почему она думает об этой лисице, когда ей самой грозит смертельная опасность?
– Уильям, – еще раз позвала Мэтти. – Прошу, проснись. Прости меня. Пожалуйста, прости! Впусти меня!
Ей показалось, что в хижине кто-то шевельнулся: скрипнула половица, зашуршала ткань.
– Пожалуйста, Уильям! Я буду хорошей, обещаю, я все сделаю, что ты скажешь, просто впусти меня! Тут чудище, этот зверь, он пришел за мной. Прошу, прошу, впусти меня в дом!
Мэтти пыталась царапать дверь руками в варежках; колени подкосились, она упала вниз.
– Пожалуйста, – прошептала она. – Пожалуйста, пожалуйста.
Снова скрипнула половица. Мэтти вдруг отчетливо поняла, что Уильям стоит по ту сторону двери, что он не спит.
Да он и не ложился вовсе. Сидел там в темноте, ждал меня, ждал, чтобы наказать, когда я вернусь домой. Даже если вернусь под утро.
– Уильям, – пролепетала она, но не могла больше кричать и даже пытаться кричать. Она даже не поняла, произнесла ли его имя вслух.
Скрип раздался снова. Муж решал, заслужила ли она просидеть под дверью всю ночь за то, что опоздала.
Я умру. Все, что я сделала, чтобы добраться сюда, было бессмысленно, ведь Уильям дверь не откроет.
Мэтти знала это с той же определенностью, как знала, что солнце встает по утрам. Он решил проучить ее и наверняка не поверил, когда она сказала, что за ней гонится зверь.
Муж не собирался впускать ее в хижину. Лучше бы ей сэкономить силы и перестать молотить в дверь. Нужно найти куда спрятаться. Но куда?
В сарай она тоже не войдет: Уильям его запирал, а ключ вешал на специальное кольцо, которое Мэтти строго запрещал трогать. Оставался уличный туалет; впрочем, убежищем назвать его можно было с натяжкой. Его строили совсем не так основательно, как хижину и сарай, ведь это было всего лишь место для того, чтобы, как Уильям с нехарактерной для него грубостью заявил, «не срать там же, где ешь».
Туалет, конечно, не разваливался на части, но все же Мэтти не чувствовала бы себя в безопасности, спрятавшись там. К тому же спасать жизнь в уличном туалете было попросту позорно.
Зверь заревел, и Мэтти впервые услышала этот звук вблизи. Он был таким странным, словно несколько зверей вскричали одновременно; от близости зверя и на открытой местности звук казался еще страшнее.
Мэтти