Великан. Джавид Алакбарли
другой кофе. А не кофе по-турецки.
Но он так и не смог вновь попасть в Стамбул, выпить кофе по-турецки, заваренный на стамбульской воде, посидеть на берегу Босфора и поговорить с ним. Тот знал очень много тайн. И ему всегда можно было доверить свою. Самую сокровенную. Даже не раскрывая рта. Молча. Так молчать можно только наедине с Босфором. Он бы всё понял. Без всяких слов.
А ещё он хотел посмотреть на огни Стамбула. На то, как они отражаются в Босфоре и в небе над Босфором. И он так мечтал погреться у живого огня, на котором все турки так любят готовить свои национальные блюда. Этот огонь бы потрескивал, дарил тепло и надежду на то, что в конце концов и у него всё будет хорошо.
При этом он ещё мечтал о том, чтобы глубоко вздохнуть и наполнить свои лёгкие воздухом своего любимого Стамбула. Напрасно говорят, что воздух ничем не пахнет. Он пахнет жизнью. Для всего его существа воздух Стамбула всю жизнь будет ощущаться как самый вкусный воздух в мире.
Он всё время видел сны о том, как он идёт по улицам своего любимого города. Они были настолько прекрасны, что ему совершенно не хотелось просыпаться. И находились они ровно на грани грёз и реальности. Вернее, они были настолько яркими, что казались почти действительностью. Во сне он чётко слышал, как его башмаки стучат по улицам Стамбула. И отзываются звонким эхом. Он слушал этот звук с великим удовольствием и мечтал лишь о том, чтобы дорога, по которой он шагает, никогда бы не кончалась.
Женщины всегда говорили ему, что он красив и силён, как античный бог. Он им не верил. Вернее, был уверен в том, что они ему льстят. Хотя, может быть, и следовало бы верить. Кто знает. Иногда именно вера в свои силы помогает человеку тогда, когда он чувствует, что слабеет с каждым днём.
Веры не было, но всё же жила надежда на то, что его Родина когда-нибудь окажется готовой к тому, что бы принять его как сына, напоить его своей особой водой, отогреть теплом своего огня, наделить волшебным вкусом своего воздуха и подарить ему новые силы, преисполненные энергией родной земли. Но он так и не дождался того дня, когда он мог бы снова оказаться в Стамбуле. Так и умер в своём тоскливом ожидании. Он же был изгнанником, лишённым турецкого гражданства. Кто бы его пустил обратно?
Когда он сидел в тюрьме, то написал потрясающие строки:
–Я приобрёл ужасную, проклятую силу… Я не испытываю больше боли и страданий. Но это значит, что для меня стало недоступным и счастье.
Именно эта сила и помогла ему заново выстроить всю свою жизнь после тюрьмы. В чужой стране, оторванный от стихии родного языка, лишённый родных и близких, он сумел не просто остаться поэтом, а ещё стать символом своей Родины, которая так легко отреклась от него. При этом он не был поэтом, который гордился лишь тем, что когда-то смог написать что-то замечательное. Это был поэт, который чуть ли не каждый день писал всё новые и новые произведения, вызывающие восторг и восхищение. А ещё он создавал турецкую драматургию, современную публицистику и активно боролся за мир во всём мире.
Он