Дневник профессора Гаросса. Александр Белка
разочарование.
Как-то лет пять назад мы с ним крепко повздорили по поводу одной финансовой операции, которую Орсон хотел скрытно провернуть за моей спиной. Я тогда так разозлился, что отстранил его от работы и сам взялся руководить делами. Тогда же в пылу гнева я втайне от него составил завещание, где в случае моей смерти ему доставались лишь десять процентов от всего моего капитала и пожизненная рента. Часть денег я распределил по общественным организациям и газете «Гедара», а львиную долю – шестьдесят процентов – завещал в свой Фонд помощи пострадавшим от природных стихий.
Вскоре Орсон опомнился, бросился мне в ноги, умолял простить его, обещал, что такого больше не повторится, и я сдался. Всё-таки, как ни как, брат моей матери, единственный родственник на этом свете, но завещания я не изменил. Так что ему достанется только толика после моей смерти. Но это в том случае, если планы Таскерра потерпят фиаско. А если нет? Тогда что ему помешает забрать состояние Гароссов с собой на Чиккорию?
Господи, о чём я думаю? Несмотря, казалось бы, на очевидные факты мой разум отказывался верить в это. Я не мог себе представить Орсона, возившегося со мной с колыбели, а после смерти родителей ставшего мне надёжной опорой в жизни, в роли злодея и своего убийцы. О моей книге в «Спейсере» могли узнать и из других источников: я ведь никогда не скрывал, над чем работаю. К тому же, там сидят не дураки. Они могли и сами додуматься, чем меня купить. Возможно, Орсон о чём-то догадывался, когда предупреждал меня об опасности, но истинной цели он мог и не знать. Нет, не мог я вот так запросто обвинить родного мне человека в предательстве.
Так я долго лежал и терзался в сомнениях, пока сон в конце концов не сморил меня. А на следующий день я снова окунулся в водоворот тренировок, лекций и строгого режима, и забыл обо всём.
После того случая, когда я узнал о страшных планах Космического Общества, прошло много времени. Мне уже казалось, что моя подготовка будет продолжаться вечно. Я ни с кем не виделся, кроме врачей, тренеров, учителей и охранников, от которых ни разу не слышал лишнего слова. Изредка меня навещал Голд, интересовался самочувствием и тут же уходил. Ни телевизора, ни газет, ни журналов, только видеофильмы и книги. Я был совершенно оторван от мира и понятия не имел, что творилось за толстыми бетонными стенами Хаймонт-билта. Это стало уже надоедать, и я как-то спросил у Клода, можно ли выбраться отсюда. Вопрос был чисто риторическим, но тот отнёсся к нему серьёзно.
– Верная гибель, – ответил он. – Во-первых, это трудно сделать из-за внутреннего лабиринта, а во-вторых, если удастся первое, во дворе вас обязательно поймают. Так что выбросите это из головы, профессор.
Разумеется, я не собирался бежать. То, что мне стало известно, заставляло мириться с моим положением. Я должен выжить в любом случае и сообщить общественности о зловещих замыслах «Спейсера». Конечно, я понимал, что