Ну, волк, погоди! Или новые приключения оборотня Тени. Лариса Галушина
камнем не видел. Дал подсказку, где искать:
– Ищи, незваный, в реке шумящей пучины.
– В Лете ищи, – перевожу на доступный язык. За несколько дней обучился понимать старца. – Что кануло, на дне обитает. Отсюда деться некуда: последнее пристанище.
Вонючая чёрная вода оказалась рекой Летой. В неё и канул искомый обруч Кощея. Да тут океан мутной воды! С проходами, заводями и лабиринтами с каменными столбами.
Разве в такой махине найдешь потерянную вещь?
Но слезами делу не поможешь. И так в пути задержался: ошейник временами дёргает, напоминает об участи непреложного обета. Ну-с, засучим рукава. Б-р-р-р, водица больно склизка. Главное, не пить, иначе выползу на берег юродивым: без ума и памяти.
Ныряю и ползаю в тусклой темноте, аки рыба морская. Шарю голыми руками в иле.
За неделю достал со дна речного:
1. тапки, сандалии, зонтики, вазы, скульптуры крылатых львов и изваяния всевозможных разномастных богов;
2. обломки ковчега. Харон заявил, что это корабль мужика по имени Ной;
3. кость кита, в чьём чреве обитал пророк Иона;
4. монеты, бабьи финтифлюшки, украшения, кольца, ожерелья и всякую драгоценную дребедень. Отобрал в свой карман парочку пустяков Грёзе на радость;
5. глиняные и древесные таблички с письменами. Эти отложил аккуратной стопкой. Эх, прочитать бы! Да языков иноземных не разумею;
6. обломок с надписью «…итаник»;
7. 15 000 тонн несбывшихся надежд;
8. барахло, мусор и ветошь.
Эх, где же Кощеева безделушка?
На костре румянится странная безглазая рыба, запекаются летучие мыши. Местным жителям – чёрным призракам и душам по нраву свет и тепло, толкутся подле, лезут чуть не в пламя. Пришлось строго рявкнуть. Линию на камнях углём очертил: вот граница, за неё ни ногой… ни кусочком савана не суйся:
– Уразумели, души бесплотные? Иначе объясню по-оборотнически!
Понятливые. За угольной чертой плотной призрачной завесой колыхаются. Да под каменным небом висят грустными облаками.
Харон у костра песню стихотворную гудит. Рад свободным ушам, намолчался среди безголосых теней.
Эпические поэмы, по-нашему байки да сказы, Харона игривые, как Лета, светлые, как подземный Тартар, забавные, как тусклые души: о Хаосе, о смерти Танате, раздоре Эриде, о тяжелых видениях Гипноса.
У поэзии преимущество перед нашими частушками: под неё сладко засыпается.
По-соседски, из далёкого загробного мира, частенько заглядывает в гости Миктлантекутли, Микки по-домашнему.
Сперва зубы ломит, шерсть в носу колышет, пальцы на ногах сводит, ухо заворачивает. Из ничего образуется в воздухе радужная дыра. Затем ширится; свет глаза щиплет.
Из дыры вываливается колода, точь-в-точь в какой смертные пчёл разводят. Присмотревшись, находишь сверху колоды пенёк – с зубами череп.
То вечно живой бог Смерти ацтеков в гости пожаловал через пространство бытия. Не сводит с меня десятки глаз. Они на груди рассыпаны ожерельем и подмигивают игриво.
Гость