Тишина в эфире. Анастасия Эльберг
тоном первых абзацев. Вчера она клятвенно пообещала редактору подготовить материал на выходных. Решения полететь в гости к матери это не отменяло, Китти могла написать рецензию до обеда и вылететь ночным рейсом, добравшись поездом до ближайшей столицы (и когда уже в Треверберге построят аэропорт?), а между делом пробежаться по магазинам. Но после эфира она вернулась домой совершенно разбитой, а утром чувствовала себя так, будто по ней проехала танковая колонна. Мотаться в таком состоянии по Европе чревато серьезной простудой и потерей голоса, ее рабочего инструмента. Помимо всего прочего, вчера она, выходя из машины, наступила в гигантскую лужу и промочила ноги. И почему ей вздумалось обуть «лодочки», тогда как нормальные люди с началом дождей переходят на ботинки и сапоги?..
Проглотив для верности порошок от простуды и заварив чай с лимоном, Китти занялась тем, чем одинокие трудоголики чаще всего занимаются по выходным – села за работу. Она написала текст для свежего выпуска колонки, сделала несколько звонков в офис, раздав подчиненным мелкие распоряжения и приступила к рецензии на «Темную половину». В тот момент, когда девушка отправляла в корзину десятый вариант начала статьи, на столе ожил телефон.
– Привет, – поздоровался Арман. – Не отвлекаю?
– Безуспешно пытаюсь родить материал. Что-то случилось? Позвонил напомнить о сроках?
– Думаю, ты и так о них помнишь, дорогая. – Он помолчал, будто собираясь с мыслями. – Хотел спросить, как ты себя чувствуешь. Я слушал вчерашний эфир. Ты показалась мне… кхм… немного больной. Не в голосе.
Китти сделала очередной глоток чая и с трудом удержалась от того, чтобы его выплюнуть. Есть ли на свете что-то хуже остывшего чая с лимоном?..
– Я и вправду плохо себя чувствовала. Наверное, простудилась.
Вчера она чувствовала себя отлично – ровно до того момента, пока оператор не перевел на ее линию звонок психопата. А потом что-то случилось – и вся сосредоточенность мисс Свонсон испарилась как дым. Она пыталась собраться с мыслями и взять себя в руки, понимая, что звучит как дурочка, впервые оказавшаяся у микрофона, но ничего не помогало. Даже красноречивые взгляды Билла и звукорежиссера за пультом. А вот Альберта Пэйдж чувствовала себя раскованно. В самом начале интервью она запиналась, прятала глаза и делала лишние паузы, но уже минут через десять освоилась и отвечала на вопросы искренне и с большим удовольствием. Ей чертовски нравилось говорить о книгах, творческом процессе, странных писательских привычках и внушительных гонорарах. Но когда речь заходила о «Рождении Юноны», она говорила с легким напряжением, в котором угадывался страх.
– Береги себя, милая. Ты у нас одна. Я могу чем-нибудь помочь? Привезти аспирин, сироп от кашля, лимоны?
– Спасибо, Арман. Пока что помощь мне не нужна.
– Моя жена вырастила маленькое лимонное дерево. Знаешь, из тех, которые стоят на подоконнике. Не поверишь, но лимоны